Поле Куликово (СИ)

-Они не задарма сложили головы, дядя Фрол, - сказал парень. - Главная сила Орды на нас навалилась, - пояснил Тупику. - И как мы-то с Фролом живы остались, ума не приложу. Смело нас туда вон, там телеги от лечебницы стояли. За ними отбились... Юрка там нашего, раненного, всего растоптали, и Николка гдей-то сгинул...

Тупик насторожился, Алёшка поймал его вопрошающий взгляд и сказал:

-Видел Дарью, жива - она, там, в лагере, теперь у них - самая работа.

Васька вздохнул, подошёл к боярину Илье, опустился на колени, поцеловал холодный лоб. Рядом лежал Таршила, Васька поцеловал и его, смежил открытые глаза старика. Встал.

-Как звать тебя, молодец?

-Алёшкой. А прозвище - Варяг.

-Подходящее прозвище. Видел я тебя в битве. Пойдёшь в мою сотню?

Алешка вздрогнул, борьба с собой отразилась на лице.

-Батю мово убило, - сказал он. - Дома - трое меньших, матери не совладать с имя.

-Да и мне одному, што ль, в село вертаться? - спросил Фрол.

-Пошто одному? - прозвучал бас подошедшего, ратника. Это был монах-богатырь, а с ним - ещё трое уцелевших братьев.

-Живы, батюшка!

-Четверо из всей дюжины да двое тяжко уязвлённых. Ах ты горе горькое! Вот она, победа, - дорого ты нам стала.

Он постоял над убитыми, потом поднял глаза на Фрола.

-Так я говорю, пошто одному тебе вертаться, Фрол? Возьми нас в свои Звонцы - больно полюбились по вашим рассказам. Не время теперь нам в скитах да монастырях сидеть. А на монастырских харчах мы - не избалованы, ратайное дело нам - знакомо. Посадишь на землю, а там найдём себе осиротелых хозяюшек с детишками. Кто-то же должен их растить.

-Да как же, батюшка, вы же - монахи! - Фрол боялся поверить своим ушам: четыре таких мужика в столь злую пору для села - великое счастье.

-Э, староста! Были монахи, отцы святые, а ныне - в крови по шею. Игумену весть подадим, снимет сан.

-Да ведь я-то - не хозяин, а наш боярин - вон он, сердешный. И наследников у него нет...

-Бери их, отец, - сказал Тупик. - Вотчина теперь государю отходит, он это дело скоро уладит. Хочешь, сам ему скажу?

Фрол кинулся Ваське в ноги:

-Боярин светлый, век буду за тя Богу молиться.

-Встань, отец. Звонцы мне теперь - не чужие, это поле нас породнило навек. Может, скоро снова увидимся. Ты там сирот не давай в обиду, я тож о них позабочусь. Алёшку заберу у вас. Ты, парень, за своих не бойсь. Государь умеет жаловать добрых воев. Конём и справой, вижу, ты обзавёлся, деньги кормные станешь посылать матери - вот ей и помощь.

-Коли так, я - готов, боярин.

Васька не сказал всего, о чём думал, но Фрол, видно, догадался, поймал и поцеловал край рваного плаща, который накинули на Васькины плечи ратники, вытащившие его из завала смерти.

Солнце уже коснулось вершины леса над Непрядвой, на поле прибывало людей и повозок - спешили подобрать раненых до темноты. Вороний грай в небе нарастал, тучи птиц кружили над полем, крича на живых людей, мешающих им начать пиршество. Повсюду зажигались костры, готовились факела - раненых будут искать и ночью. Полем на приземистом коне приближался всадник с перевязанной головой, одна его рука была прибинтована к груди. Сзади на поводу тянулись две заводные ордынские лошади. Всадник то и дело останавливался, всматриваясь в одежду и лица убитых, и снова трогал коня, двигаясь зигзагом.

-Алёшка, - сказал Тупик, узнав всадника. - Слышь, Алёшка, езжай к нему. Скажи - я здесь...

Тупик устало сел на землю, улыбнулся своей радости посреди тысяч смертей.

-Это - кто? - спросил Алёшка, садясь на лошадь.

-Один рыжий, как и ты. Самый лучший рыжий на свете.

...Розовая заря сулила новый солнечный день, темнело медленно, и не затухал вороний грай, к которому присоединились голоса зверей, раздразнённых запахом крови. Злобясь на людей, всюду бродивших по полю, волки уходили по следам погони, где на протяжении многих вёрст степь усеяли тела ордынских всадников. Здесь живых людей не было, лишь полудикие собаки лизали кровь вчерашних хозяев. За собаками волки не гонялись, пищи хватало всем...

На заре по Куликову полю в сторону Красного Холма ехали трое воинов. И не было у них слов на этом пути, по которому днём отступал передовой полк. На взгорке, светлея непокрытой головой, сидел ратник, ссутулив широкие плечи. Рядом топтался стреноженный ордынский конь, принюхиваясь к окровавленной траве и всхрапывая. Ратник ничего не замечал и не слышал. Васька дважды окликнул его, тогда лишь он поднял голову, глянул и вновь потупился. Подъехали ближе. Перед парнем на примятой траве лежали трое. В середине, скрестив на груди руки, с ясным строгим лицом, седоватый поп в праздничной ризе, обрызганной кровью. Где-то Тупик видел его, но не хватало ясности в голове, чтобы припомнить. По бокам от него лежали двое рослых воинов в чёрных панцирях, до изумления похожие друг на друга и чуточку - на попа. У одного была пробита грудь, на другом ран не виделось.

-Кто - это? - спросил Тупик.

Не поднимая головы, парень ответил:

-Отец и братья.