Поле Куликово (СИ)

Воины, трезвея на глазах, потянулись к мечам и броням. Боброк направился к большой юрте, не задерживаясь у костра, где кашеварили женщины под присмотром вооружённого отрока, откинул полог, и Хасан вслед за ним вступил в юрту. Множество свечей озаряло её своды, обшитые изнутри шелками и атласом. Пол устилали ковры. Посередине, на горке пуховых подушек возлежал Олекса. Он был в тонкой льняной сорочке, вышитой красными петухами, в алых суконных шароварах, заправленных в потёртые сафьяновые, огромного размера сапоги с серебряными шпорами. В лице - лёгкая бледнота усталости, глаза - затуманены. На коленях Олексы устроились две молоденькие полуобнажённые женщины, третью он тискал за пышную грудь левой рукой, в правой держал серебряный кубок. Женщина, посмеиваясь, перебирала его чёрную курчавую бородку, брала с блюда сладости и пыталась кормить из рук, но Олекса мотал головой и поминутно прикладывался к кубку с вином.

Боброк, щурясь от света, остановился в ногах новоявленного Селадона, тот поднял глаза, рука с кубком дрогнула, вино плеснулось на подушку, его другая рука прикрыла голые груди полонянки. Миг и другой Олекса смотрел в лицо князя, тряхнул курчавой головой и вдруг опёрся локтями, встал, держа кубок. Женщины отпрянули в углы.

-Княже!..

-Чего изволите, ваше султанское величество? - шрам на щеке воеводы побагровел, синева глаз стала стальной, плеть в руке подрагивала.

Олекса моргнул, тряхнул кудрями и единым духом осушил кубок, трахнул им о ковёр и отвердел взглядом.

-Ух!.. Теперь казни, княже, коли заслужил!

Рука Боброка расслабилась, он крякнул и рассмеялся.

-Твоё счастье - отчаянный ты, Олекса. И другое счастье - я, а не князь Владимир застал тебя в сём виде.

-Победа же, государь!

-Я што тебе велел?

-Всё взять и ничего не трогать.

-А ты?

-Дак это... - Олекса потупился. - От них не убыло. Им же для удовольствия. Што они знали-то со старым мурзой?.. Вон там, в синем шатре, - девицы цветики. Ихний казначей, старый мерин, самых молоденьких да красивых покупал. А на што? Говорят, приедет, заставит раздеться догола - танцуйте ему! Сам же присядет на корточки посередь юрты, высматривает да языком цокает. Вот ведь какой вражина, а?

Боброк с Хасаном расхохотались.

-Я их трогать не велел, девицы же! Там и наши две были - тех отпустил, а полонянок тебе дарю, государь.

-Ты, однако, добиваешься плети, Олекса, - Боброк нахмурился. - Баб - в отдельные юрты, вино - вылить до капли. Стражу - усилить. Сейчас же пришлю дьяка - переписать всё добро и полонянок. Сей курень объявляю общей добычей войска, как и Мамая. К утру чтобы всё было на колёсах и во вьюках.

-Слушаю, государь.

-Проверю. Найду хоть одного из твоих в непотребном виде, сотским тебе не бывать.

Кинув взгляд на забившихся в углы женщин, князь повернулся и вышел. В юртах затихли голоса, караульные были на месте, у костра суетились одни евнухи, прибирая ковры, скатерти и посуду.

-Победа разлагает войско, князь, - заговорил Боброк по дороге к лошадям. - И рад бы дать им волю - пусть забудутся от кровавого дела, да как бы полк не погубить.

-Я знаю Орду, государь. Я считал тумены - Мамай все их бросил в битву. Орда бежит и теперь дикие кочевники - тоже.

-Ты - молод, князь, - покачал головой Боброк. - А я уже - сед, и немало той седины от вражьего коварства нажито. И мы с тобой не знаем, где теперь - союзнички Мамая, что замыслили. Пока не соединились с большой ратью, пиров не будет. И мы ведь - не Орда. Наш человек, пока трезв, - золото, а подопьют, глядишь, начнут припоминать ордынские обиды - быть беде. До утра глаз не сомкну, службу проверять буду... Теперь показывай невесту...

XIII

Нестерпимо давило в бок тупым и жёстким, чёрная бездна то сжималась, то разверзалась перед лицом, грозя проглотить Ваську Тупика. Он срывался в неё, но неведомая сила выбрасывала его назад, туда, где тяжесть и боль, где дышать невозможно в сырой духоте земли, крови, человеческой и конской плоти. "Со святыми упоко-о-й..." - тянул вдали голос с гнусавинкой, Васька знал, что отпевают его по ошибке, хотел бы крикнуть, что грех отпевать живого человека, но где взять воздуха для крика? Что-то важное - важнее боли и страха, важнее жизни Васьки Тупика, по которой вдали справляют тризну, - не переставало мучить. Оно, это важнейшее, было рядом, но Васька не мог припомнить... Далеко заржал конь, его ржание внезапно приблизилось, и кто-то, вроде бы за стеной, сказал:

-Ах, леший! Не даётся и не уходит... А хорош, зверина!

-Видать, хозяин где-то тут, - сказал другой. - Ну-ка, я попробую...