Поле Куликово (СИ)

В ту первую ночь, когда Москва осталась без князей, в южной стороне явилось сразу несколько зарев. Поднятый с постели Морозов взошёл на средний ярус Фроловской башни. Здесь, на площадке, возле длинноствольной пушки, глядящей через бойницу в темноту посада, толпились стражники и несколько пушкарей. Накрапывал дождь, а навесов над ближней стеной не было, и люди искали убежища в башне. Боярин потянул носом:

-Эко, вонища у вас - и сквозняком-то не продувает.

-То от пушки горелым зельем несёт. - Бородатый пушкарь словно оправдывался. - Проверяли её недавно.

-Развели нечистый серный дух. Кажите, чего тут у вас?

-Горит в той стороне, боярин...

Через боковую стрельницу Морозов уже видел красные сполохи на тучах, было их три. Горело теперь много ближе.

-Четвёртое путухло, видно, дождём примочило, - сказал тот же пушкарь.

-"Примочило". Долго ль деревню сжечь? Ты кто будешь?

-Вавилой кличут, оружейной сотни мы.

-Твоя работа? - Боярин пнул ствол.

-Моя. Этакие пищалки - у всех ворот. Там мои сотоварищи - Пронька с Афонькой. А со мной тут Беско-пушкарь да мой старший приёмыш и один посадский, воеводой приставленный пособлять.

-Было б толку от вас! Вот отсыреет ваше чёртово зелье, и сбрасывай тогда со стены эти пукалки. Токо железо перевели.

-Как можно, боярин! Зелье мы в башнях держим - в кожаные мешки ссыпано, в крепкие лари уложено.

Морозов потоптался и пошёл к лестнице.

-Заборола бы надо на стены, боярин, - заговорил пушкарь. - Мы-то - в башне, а прочим худо придётся под татарскими стрелами.

-Днём неча вам делать - вот и ладили бы заборола-то.

-Плахи нужны, боярин, гвозди - тож.

-Ладно. Завтра всё пришлю...

До утра скрипели ворота детинца во Фроловской и Никольской башнях: по опущенным мостам выезжали в тёмный посад крытые возки, большие телеги, набитые поклажей, рысили верховые. На загороженных рогатками улицах несли ночную стражу вооружённые ополченцы. Едущих окликали, и всякий раз в ответ называлось нужное слово. Ворча, стражники отпирали рогатки, потом, махнув рукой, разгородили улицы. Видно, припозднившиеся дружинники и иные служилые догоняют с припасами свои полки.

Утром зареченские жители покидали на телеги скарб, привязали коров и коз, табором двинулись по мостам на левый берег: конники принесли весть, что разъезды ордынцев в двадцати верстах. Вливаясь в Великий Посад, телеги беженцев запрудили улицы, заполонили площадь у Фроловской церкви, тогда слободские старшины приказали распахнуть все подворья и впускать пришлецов, как своих родичей. Те, кто пробился на площадь, жались к белокаменной стене. Воевода молчал, и в Кремль никого не пускали, его ворота исторгали лишь отъезжающих. Из отворённых дверей Фроловской церкви неслось пение. Женщины становились коленями на землю, крестились на церковь, на купола Успенского и Архангельского соборов. Небо расчищалось, засияло золото храмов, хорал вливал в душу грустный покой, и потому неправдоподобными казались чёрные сигнальные дымы, торчащие в синеве за рекой Москвой.

Во главе отряда воинов на крепостной мост въехал железнобронный боярин на рыжем высоком коне. Потные бока лошадей, их забрызганные грязью подбрюшья говорили, что отряд пришёл издалека. Останавливались на ходу мужики, женщины прерывали молитвы, следя за всадниками. Стража в воротах скрестила алебарды, боярин что-то сказал и в ответ раздалось:

-Вертайтесь обратно! Не то слово. Живо, свободитя дорогу!

-Зови начальника! - потребовал приезжий.

-Нашто те начальник? Слова не знашь - пущать не велено!

-А ну, сытая крыса, зови начальника, не то!.. - Боярин схватился за рукоять меча, но на его голос уже явился в воротах рослый, чреватый стражник в распахнутом полукафтане золотистого цвета, с дорогой саблей на поясе.

-Хто тут буянит? А-а, Олекса Дмитрич. Здорово, сотский.

-Здорово, Баклан. С каких это пор в Кремле у нас с начальником воинского отряда разговаривать не хотят? Где - Морозов?

-Дак нет же в Кремле Морозова, Олекса Дмитрич.

-Отъехал, што ли?

-Ишшо ночью. Занемог он - в деревню свезли ево. Пополудни и мы сдадим стражу, поедем за боярином.

-Кто ж воеводой теперь?

-Я почём знаю? Он не сказал. Велел лишь в детинец никого не пущать, кто слова ево не знает. Нам же - до полудни хозяйство вывезти и уходить.

-Кто-то же из бояр остался за него?

-Может, и остался. - Баклан ухмыльнулся. - Ночью многие съехали, да вон и теперь едут. - Он ткнул пальцем за спину: у ворот стояли, ожидая, когда освободится мост, несколько пароконных повозок.

-А владыка?

-Киприан-то? Чё ему тут делать, ежели князья и бояре, почитай, до единого разбежались? Телеги нагружает. Догоняй-ка ты, сотский, свово князя, чё ты тут забыл?

-Прочь с дороги! - Олекса пришпорил коня, пузатый Баклан едва успел отскочить с пути. Позади, за рвом, в собравшейся толпе, начался ропот, со стены смотрели пушкари.

-Воры! Иуды! Трусы проклятые! - Олекса с седла плюнул в чью-то сытую рожу, торчащую в окошечке возка. - Зачем вас кормит государь? Штоб жрали и гадили на его земле?

Он промчался галопом через Соборную площадь до великокняжеского двора. В гриднице навстречу кинулся Владимир Красный.