Поле Куликово (СИ)

Вчера в храме Иоанна Лествичника смотрел он книги и пергаменты, свезённые из подмосковных церквей. И что же нашёл среди богослужебных списков, апостольских учений, заветов и наставлений столпов православия? Попадались там воинские песни и повести, где слова нет о Христе-Спасителе и Святой Троице, но в каждой строке поминаются языческие божества, славятся демоны стихий и герои языческих времён, воспеваются златовласые девы, подвиги ради их благосклонности и человеческой гордыни. И бывальщины попадались такие, где не только князь, но и смерд выступает героем, почти равным Богу. Больше всего потрясла Киприана ветхая скрижаль с непонятными языческими знаками, и волосы дыбом встают от одной лишь догадки - что там может быть написано. Раз берегут её, значит, кто-то и читает, а возможно, переписывает?

Да пусть уж татары сожгут адскую скверну вместе с опоганенными храмами!

Великий Спас, Ты прости невольное пожелание, пропусти мимо ушей. Ты читаешь на дне души человеческой, и разве желает Киприан несчастья этим людям, как бы ни были велики их грехи! Невольно творят они зло себе, как творят его несмышлёные дети. Избавь, Господи, их от беды - останови, устраши хана, яви ему Свой лик во всей грозе. И клянётся Тебе грешный митрополит Киприан - своими руками спалит он нечистые пергаменты, воротясь в Москву, неустанными трудами, непримиримостью и проникновенным словом станет выжигать паутину язычества в душах своей паствы - ради её спасения.

Московские воротники не ведали о бурях в душе владыки, занимало их более приземлённое.

-Возы-то эвон какие наворотил, - заметил младший. - Опростать бы, как у прочих.

-Пущай везёт, не своё, небось, церковное, - отозвался бородач, назвавшийся Бычарой. - И без того как бы не проклянул - владыка всё ж.

-Владыка - за юбкой княгинюшки нашей вяжется.

-Ты не забрехивайся, молокосос. Третий лишь день, как разрешилась она от бремени. Страх одолел владыку, государыня отъезжает - и он не стерпел, побёг следом.

-То-то - следом. Уж замечено: князь - в отъезд, а он - в ево терем, коло княгини трётся. Чей ишшо приплод?

-Я те вот как тресну по башке бердышем! - рассердился Бычара. - Святая - она, все знают. К черноризцам душой льнёт, оне и пользуются её добротой для своих выгод. А эти нечистые слухи враг сеет - штоб государю досадить, с женой развести, с её родичами поссорить.

-Ты-то почём знаешь? - Младший покосился на бердыш соседа.

-Знаю поболе твово. Ты, небось, воробьёв гонял, когда я в ополчении ходил с князем на Бегича, а после - на Мамая.

-Иде он нынче, князь-надёжа? - вздохнул младший. - Жану и то кинул.

-Надо будет - он и себя на меч кинет. А нонешний владыка - катись он подале. Найдём лучше. Сказывают, будто Сергий в Москву идёт...

Снаружи привалила толпа беженцев и воротники прервали разговор.

...На берегу Яузы дружину княгини догнал воин митрополита и просил подождать. Евдокия велела высадить детей, подъехавший Киприан благословил их и перецеловал в головы. Сунул княгине в руку обёрнутую шёлком шкатулку: "Для Василия". Его лицо смягчилось и огонь в глазах пригас.

-В Тверь поеду, попробую Михаила и новгородцев к Москве склонить. А поможет Бог - и Литву подниму на помощь.

-Награди тебя Господь, владыка, за доброту к нам. - Евдокия опустилась на колени, прижалась губами к руке. Киприан смутился, помог ей встать и глянул в мокрые глаза:

-Благослови тебя Христос, голубица. Деток береги.

Шагнул к возку, обернулся, пожесточал лицом:

-Митрию передай моё благословение. Не слушал он меня прежде - пожинает ныне, что посеял. Может, теперь послушает? Ехать ему надо навстречу хану.

Лицо Евдокии помертвело, Киприан нахмурился и повторил:

-Ехать, не теряя часа! Хан покорности ждёт, покорную голову он не отрубит. Тохтамыш - хитёр, себе убытку не захочет. Для его гордыни покорившийся князь Донской - предел вожделений, знамя, коим он станет повсюду трясти. Условия хана теперь будут жесточе, а торговаться с ним уже поздно - сами виноваты. Но за свою голову пусть не страшится великий князь.

-Скажу, отче, - прошептала княгиня.

Тронулся владычный обоз, мамки и няньки расхватали детей, а Евдокия стояла, глядя на удаляющийся поезд. Красный стал покашливать, потом напомнил:

-Пора, государыня. До ночи нам хотя бы успеть в Берендеево.

В возок Евдокия садилась с сухими глазами. Взяла на руки сына и стала покачивать, глядя в окно на мелькающие сосны.

-Нет! - сказала вслух. - В Орду не пущу!

Шесть, а то и семь поприщ считают странники до Переславля, у того же, кто путешествует на выхоленных лошадях, поприща иные. Однако новорожденный требовал ухода и покоя, часто ехали шагом и нескорой рысью, останавливались в попутных селениях, и лишь на четвёртый день пути, усаживая княгиню в возок, Владимир Красный сказал:

-Ну, матушка-государыня, нынче пополудни увидим Дмитрия Ивановича.

-Плюнь через плечо, боярин, - посоветовал старый дружинник, но Красный не был суеверным, ибо ни враг, ни смерть пока не смотрели ему в лицо, и жизнь не ловила его в тенета и ямы людского коварства. Он подмигнул Дарье: