Поле Куликово (СИ)

Увидев княгиню и услышав её голос, женщины прорвались между конными, и Евдокия, повинуясь внезапному чувству, протянула в окошко сына. Множество рук устремились к свёртку. Женщины, оказавшиеся близко, успевали поцеловать атлас, моча его слезами, послышались рыдания, они заглушили плач ребёнка, и Евдокия, заливаясь слезами, не заметила, как рядом оказалась вернувшаяся кормилица с молодайкой. Княгиня поняла: нет у неё роднее этих незнакомых людей, нет и разницы между ними и ей, оставляя их, она теряет себя, и готова была выскочить, но уже тронулся возок, ездовой щёлкнул бичом, кони понесли и толпа отстала. Не вольна - великая княгиня в выборе своего места. Отерев лицо от слёз и передав сына кормилице, она глянула на сидящую напротив молоденькую маму с малышкой на коленях. Девочка таращила глазёнки на плачущую тётю в красивом наряде.

-Дарья, это Господь привёл тебя на мою дорогу.

-Матушка Евдокия Дмитриевна, как же ты, не оправясь да с этакой крохой, в дальний путь решилась?

-Што делать, милая? Бросили нас мужья, самим искать их надобно. - Улыбнулась мокрыми глазами. - Да вот Небо сжалилось надо мной, послало такую попутчицу.

Дарьины ресницы вскинулись.

-Я же на час в храм пошла - куда мне в дорогу? Што на мне - то и со мной.

-Дочка с тобой - и ладно.

-Не могу я, государыня. - Дарья растерялась. - Хозяйство там... Аринка... Олекса Дмитрич, наш крёстный, обещался зайти нынче вечером.

-А мы сейчас гонца пошлём. Ты в чьём доме поселилась? - Дарья пыталась что-то возразить, но Евдокия сказала. - Не забывай, Дарья Васильевна, кто - я. Велю ехать.

Молодая женщина опустила голову. Её дочка, укачанная мягким ходом возка, уже спала на коленях матери. Княгиня пересела к Дарье, прижалась к её плечу грудью и обняла:

-Дурочка ты - моя. Какой от тебя - прок в осаде с ребёнком? К мужу везу, к Васильку твоему - радость-то будет витязю.

Дарья всхлипнула, а Евдокия погладила её по голове:

-Спасибо, моя серебряная, что встретилась. Ведь все поразбежались. Отныне возле сердца держать тебя стану.

-Аринку жа-алко, - хлюпнула носом Дарья.

Поезд уже миновал посад, мчался берегом неглинского пруда. Евдокия высунула из окошка руку, подала знак, чтобы приблизился кто-нибудь из дружинников.

...Едва концевая стража княгини скрылась под сводом башни крепости, из боковых проёмов появились вооружённые ополченцы и скрестили бердыши.

-Дорогу владыке! - крикнул передний дружинник митрополита. Бердыши не шевельнулись.

-Вертай к Никольским - тамо пущают лататошников! - рявкнул детина со светлой кудрявой бородой.

-Ослеп, окаянный, не вишь, кто едет?

-Мне всё едино - не велено здесь пущать. Вот кабы с энтой стороны! - Детина, ухмыляясь, стал чесать деревянным гребнем свою роскошную бороду.

Дружинник схватился за меч, тогда воротник, бросив привязанный к поясу гребень, стиснул бердыш обеими руками:

-Эй, человече, не шуткуй! Вольному казаку Гришке Бычаре терять неча, окромя головы.

Киприан откинул полог, встал и оглянулся. В его дружине тридцать мечей, но не прорываться же силой. Сказал:

-Пусть начальника позовут.

Постучали в стену башни, скоро из боковой двери вышел пушкарь Вавила. Увидел владыку, смутился и отвесил поклон.

-Вели им освободить ворота, - потребовал начальник дружины. Вавила дал знак воротникам, потом глянул на Киприана:

-И ты, владыка, бросаешь народ в такой час?

Кровь кинулась в лицо Киприану, проклятья готовы были сорваться с уст, но лишь дрогнула рука, сжимающая самшитовый посох.

-Нечестивец! - крикнул начальник дружины. - Кого допрашиваешь, как посмел?

-На то и поставлен, штобы спрашивать.

-Распустились, псы чумные, дорвались до власти! Ужо воротится государь, он вам покажет!

-Кому покажет, а кому и откажет. Езжайте, покуда ворота отворены. Да метлу бы прицепили, што ль, сзади.

Киприан скрылся в возке. Его била дрожь, руки сводило на посохе. Где, в какой христианской земле возможно подобное? Им бы ниц падать перед святителем, они же только что в лицо не плюют. Он ли не радел для них, сжигая себя в трудах по устроению митрополии, он ли не замышлял новых духовных подвигов ради величия Москвы и её государя, он ли не пытался остеречь Дмитрия от необдуманных решений, которые и навлекли на Москву бедствия?

Язычники проклятые! Триста уж лет Христу молятся, в церкви ходят, а верят в леших, водяных, русалок и прочую нечисть, богу кваса и домовым втайне приносят подношения. На святые праздники поют песни о своём Яриле и Перуне, пророка Илью и святого Георгия со Сварогом путают, великомученика Власия - с Велесом, и нет апостола либо иного христианского святого, коего бы не подменяли они в мыслях языческим демоном. В постные дни тайком жрут скоромное, дуют меды и брагу, с бабами грешат на ложе, а после каются с таким видом, будто их к тому принуждали силой.