Поле Куликово (СИ)

-Немалая честь пойти за тебя, Олекса Дмитрич, да не всё - в моей воле. И кончится ли добром наше сидение? Вон, какие страшные вести принесли нижегородские княжичи.

-Не верь им, Анюта, как я не поверил. Тот поп не знает, кого хоронил. Да хоронил ли?

-Дай Бог, чтобы твои слова сбылись. Переждём безвременье, тогда и скажу. - Она встала.

-Только знай, Анюта: што приключилось в полону с тобой, то - не твоя вина, а наша. Ты не бойся: во всю жизнь не попрекну, словом о том не напомню.

У неё по щекам хлынули слёзы, Олекса растерялся:

-Што ты, Анютушка? Прости, ради Бога, я не хотел тебя обидеть - само сорвалось.

-Ты не винись, Олексаша. - Она улыбнулась сквозь слёзы. - Не ждала этих слов, а без них не пошла бы.

Осаждённый Кремль, полчища врагов под стеной, грозный завтрашний день - всё как бы ушло. Осталась его Анюта, ради которой он проломил бы даже тысячные ряды скованных из железа великанов. Держа руки девушки в своих, он смотрел ей в глаза и спрашивал:

-Хочешь, сегодня повенчаемся? Сейчас?

Она улыбалась:

-Там же теперь - весь город. Молятся... Стыдно будет...

Олекса обнял её и она прошептала:

-Ох, до чего же ты - сильный! Больно же мне от железа...

В полночь, целуя её, он шёпотом спросил:

-Арина не хватится тебя?

-Не хватится. И не осудит. Она сама своё счастье добывала. Да и что мне - чужой суд, когда ты - со мной? Вот про полон говорил, а я в ту пору и не понимала, для чего мной торговали. Совсем же глупая была. Думала, выходят за мужиков, чтобы варить им да в поле колосья жать. Но кабы снасильничали... Не довелось бы нам свидеться, Олексаша. Убила бы - хоть спящего. А потом - себя.

-Забудем про то, Анюта.

-Нет, Олексаша, такого до конца дней не забудешь. И не надо забывать. Может, у меня тоже дочь родится. - Помолчав, спросила. - Ты силой брал когда-нибудь женщину?

-Бог - с тобой, Анюта!

-Ты - же воин, в походы ходил...

-В нашем войске за насилие над женщиной, как и за убийство ребёнка, - вешают. Да и не уж то я - поганец?

-Ну и ладно. Всё другое, коли было, прощаю, не спрашивая.

Среди ночи Олекса встал и вышел из терема. Над стеной дрожало зарево ордынских костров. В храмах пели, со двора попахивало дымком. У огня разговаривали караульные. Возвращаясь, Олекса прихватил из большой залы горящую свечу. Анюта сидела на лавке, свесив босые ноги на лохматый цветной половик, отвела глаза. Олекса зажёг все свечи, какие были в гриднице, отпёр деревянный сундук, достал кованый шлем, серебристую кольчугу, тряхнул, и она зазвенела, переливаясь в свете свечей.

-Нравится?

Она посмотрела, улыбнулась и пожала плечами.

-Рублёвской работы - её ни стрела, ни клевец, ни копьё не осилят. Данило вязал для отца, да не успел к Донскому походу. После довязал и как память хранил. А перед смертью завещал мне. Поди-ка ближе...

Анюта встала, приблизилась, он ощутил её тепло и обнял. Потом стал одевать в броню. Она позволяла, всё так же улыбаясь. Олекса надел на неё стальной шлем и опустил забрало.

-Ух, до чего страшна личина - не дай Бог, стану тебя целовать, и увидится этот клыкастый череп! Ну, да главное - шлем как раз будет, ежели косу уложить короной. Панцирь-то - великоват. Оденем тебя потеплее, теперь - не петровки.

-На что мне - этакий наряд? - Анюта откинула стальную маску.

-Станешь моим оруженосцем. Не отпущу завтра ни на шаг. Копьё и щит тебе тяжеловаты, возьмёшь мой саадак и кончар - они могут пригодиться.

-Уж не надумал ли ты в поле воевать с Ордой?

-Боюсь, как бы завтра Кремль полем не стал.

-Господи! - Она скинула шлем. - Ты говоришь об этом так спокойно.

-Што мне, кричать? Да и кричал - не услышали.

-Хан же грамоты прислал, слово дал Москвы не трогать.

-Вот и ты, Анюта! С тех пор как Москва колотит ордынцев, она забывать стала, с кем имеет дело. Оставим это, ничего уже не переменить. В седле-то удержишься?

-Через Орду проехала с Вавилой. Да и с княгиней Олёной езживала, она у нас - отчаянная. А ты, правда, меня возьмёшь?

-Возьму. Только держись позади, за моей правой рукой, и наперёд не выскакивай... А теперь иди ко мне. Какая ты - железная и холодная. Ну, её сегодня, эту бронь! - Он стал снимать с девушки панцирь, задул свечи...

Сколько прошло времени, Олекса не знал, но почуял близость рассвета и оборвал сон. Анюта спала на его руке, дышала ровно, едва слышно. Жалко будить, но продлить ночь не в силах самый счастливый человек. Он поцеловал её, она открыла глаза и прильнула к нему...

-Пора, Анюта...

С вечера к ним никто не толкнулся, - значит, Орда вела себя смирно. Когда вышли из терема, начальник стражи воззрился на невысокого воина в блестящем панцире рядом с боярином. Заря прорезалась на востоке, перила крыльца - влажны от росы.

-Я - в храм на часок, - сказал Олекса десятнику. - Отряду готовиться.