Поле Куликово (СИ)

Боярский сын только зыркнул на парня - чей-то начальственный голос уже требовал открывать ворота, и Тимофей поспешил вниз. Гришка Бычара с тремя дюжими подсобниками налёг на рукояти ворота. Видно, удары тарана всё же сказались: железный клин пошёл в смазанных салом пазах туго, со скрежетом и писком. На помощь подбежали ополченцы, носатый суетился и покрикивал:

-Разом, молодцы!

Воротники, багровея от натуги, только фыркали: расходился петушок! Лучше бы подальше держался - зашибить могут, но человек был услужливый: где и помочь не в силах, так хоть подсуетится. За услужливость его и приняли в число башенной стражи после того, как он пристал к Бычаре с товарищами в разгульную ночь. За один лишь харч готов был дневать и ночевать в каменной клети, подменяя любого в часы стражи.

Железный затвор Фроловской башни поднимался вверх, и в случае опасности стоило перерубить натяжные ремни, чтобы гигантский железный клин, подвешенный на цепях, обрушился вниз под собственной тяжестью и запер детинец. И сейчас старший стражник стоял наготове с отточенной секирой в руках - на тот случай, если бы наверху заметили опасность и подали сигнал. Башня уже зияла сквозным жерлом отворённого хода, и после четырёх дней осады непривычным, страшноватым был её новый вид. Может, ещё потому, что в открытые ворота не виделось посадских строений, лишь из загромождённого рва торчало обгорелое бревно тарана, а дальше - ряды чужого войска на черноватой пустыне пепелища.

-Крепи ворота!

Носатый, придерживая сползающую шапку, вертелся под ногами.

-Пазы-то, Гриша, почистить бы? Не ровен час - сядут у нас ворота, а Гриша?

-Не мельтеши, суета, - ворчал воротник. - Вот пройдёт посольство - почистим, поправим.

-Да я сам, Гриша, уж ты дозволь, Гришенька? - Глаза-мыши преданно смотрели в лицо Бычары.

-Ну, чё ты подлиза такой, Червец, ровно сучонка? - Стражники успели дать носатому прозвище. - Подавалой, што ль, прежде служил?

-Всяко доводилось, Гришенька, служить.

Бычара плюнул. Видел бы он, с какой злобой уставились ему в спину глаза-мыши, когда он выходил из башни!

Ополченцы работали во рву, разбрасывая головёшки, укладывая брусья и плахи. Подъёмные мосты были уничтожены ещё в начале осады, но послам долго ждать не пришлось. Морозов опробовал настил, стал в проёме башни и перекрестился:

-С Богом, княже.

Московские послы покинули спасительные стены и двинулись во вражеский стан, монахи запели молитву. Оставшиеся снаружи ополченцы опускались на колени, крестились и кланялись иконам. Толпа жителей города выплеснулась из ворот вслед за посольской процессией и растеклась по краю рва. Утро занялось тихое. Солнце, притушённое разлитой в небе копотью пожаров и ордынских костров, светило тускло. Было не по-августовски прохладно. Сдержанность степняков, строгий порядок в их войске и почётный коридор из нарядных нукеров для московских послов будто сулили исполнение чаяний осаждённых, уже затосковавших по просторному миру. Человек готов дни и ночи напролёт гнуться над работой в своём доме или мастерской, не замечая стен, когда знает, что во всякую минуту может покинуть их. Но если его в эти стены загнали силой, они и за час могут стать ненавистными, и нет у него желания большего, чем вырваться из них.

Остей, первым идя по коридору ордынцев, с каждым шагом чувствовал растущую тревогу. Всё чаще он ловил ухмылки и взгляды, обращённые на золото и меха в руках дружинников. В том, что хан вывел войско из лагеря, не было ничего странного: вечный способ давления на противника, чтобы сделать его податливым. Но теперь боковым зрением Остей различал за рядами нукеров лестницы на плечах спешенных врагов. Что - это? Зачем? Замедлив шаг, сказал идущему следом Морозову:

-Иван Семёныч, однако, дали мы маху - не потребовали от хана заложников. Теперь как бы в заложниках не очутиться?

-Ему откуп нужон, а не наши головы.

-Ты, однако, пошли назад кого-нибудь из выборных. Пусть там затворят ворота и до нашего возвращения не открывают.

Боярин насупился, но всё же приотстал, передал распоряжение князя Адаму и тот повернул назад. Но не сделал суконник и трёх шагов - перед ним скрестились копья нукеров.

-Иди туда, - приказал по-русски угрюмый наян, указывая рукой в сторону белой вежи.

-Да я же ворочусь, мне бы только распорядиться о почётной встрече для вашего хана.

Наян указал на белую юрту. Копья упёрлись Адаму в грудь, пришлось повиноваться.

Навстречу посольству выехал тысячник Карача. Щеря белые зубы, заговорил с князем.

-Хвалит тебя за послушание, - перевёл понимавший по-татарски Морозов. - Говорит, будь и дальше покорным - хан не оставит тебя своей милостью.

-Што остаётся пленнику, кроме покорства? - обронил Остей. - Скажи ему: я благодарю за почётную встречу.

Карача ехал рядом с князем до ставки хана. Здесь поджидал Шихомат, окружённый мурзами и десятком нукеров личной стражи хана. Он протянул руку:

-Отдай мне твой меч.

Остей скинул наплечный ремень и протянул мурзе свой прямой меч в окованных серебром ножнах. Другого оружия у него не было.

-Входи, повелитель ждёт.