Из-под Леника я мог видеть совсем немного. В толпе присутствовал в основном весь контингент деревенских забулдыг. После его слов я обратил внимание на странные вилы у них в руках. Короткие, с отпиленными по локоть ручками.
— Да, блин, сука, Васильич, — виновато ответил самый рослый из них. — Наколол нас. Второй раз за неделю обманул. Брехливой собаки сын!
— Что уже на этот раз? — спросил кто-то сверху.
— Засранец такой, сказал к девяти часам придти на склады, что на Хойницком перекрестке. Самолет, говорит, там будет. Навоз на поля будете с неба раскидывать. Зарплата пол лимона в день. Только вилы, говорит, берите с короткой ручкой, чтобы через люк удобнее было кидать. Сказал, только десять человек поместятся. Вот мы и двинулись спозаранку… Только вилы зря попортили… Гад ползучий.
— Что, не было самолета?
— Не, не было. Ох, и ржали там над нами. Опозорил нас Васильич на весь свет.
Витяй глянул на кузов, что-то прикинул и спросил, с надеждой в голосе:
— Мужики, может, подкинете?
Леник вернулся на место и сказал коротко:
— Все, трогай.
Гентос тронулся, затем не выдержал, спросил:
— Что, неохота дружков подвозить?
— Нахрена нам неудачники? — спросил в ответ Леник и смачно зевнул. До деревни добрались весело гогоча.
Дни тянутся своим чередом. Чем ближе конец недели, тем тяжелей становится на душе. От Аси ни весточки. Я тоже молчу. Рвать, так рвать. Однако под сердцем поселилась ледяная жаба. И растет день ото дня. Все-таки, очень не хочется ее терять.
Вот, наконец, суббота. Неужто уже неделя прошла? Словно стою у входа в зубной кабинет. И входить страшно, и делать нужно. Иначе будет только хуже. Хорошо, что не нужно на работу — я сейчас не в состоянии что-либо делать. Руки дрожат, мысли прыгают с места на место. Месяца не прошло, а уже вторая потеря. Господи, помоги продержаться этот день. Дай силы вынести. Дальше уже будет легче. Занять бы себя чем-то, но не хочу. До рвоты не хочу.
Я пошел на кухню. Сделал крепкий кофе. Заметил, что дрожат не только руки, а колотит меня всего. Закутался в халат, забрался с ногами в кресло. Сергей, насвистывая, подошел к холодильнику. Достал кусок колбасы, помидорку. Повернулся ко мне.
— Ух-е… Вадим, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? — участливо спросил он. — Ты бледный, как смерть. Дай-ка, гляну температуру…
Он протянул руку, коснулся лба.
— Точно. Горишь. Тридцать девять. Давай быстро двигай в постель. И не вставай. И гадость эту не бери, — отодвинул он мою чашку. — Я сейчас травяной сбор заварю.
— Пройдет. Скоро пройдет, — пробормотал я. Тем не менее, послушался наставника, пошел к себе.
Вскоре подошел Сергей. Чашка, которую он нес, распространяла духмяный аромат по комнате. Пахло жимолостью. Он присел рядом, взгляд полный заботы.
— Не могу понять, что не так, — сказал он. — Это ни простуда. И не ангина. Вроде все в порядке. Пока не вижу причины твоего недомогания. Но подождем. Добрый стук наружу всегда вылезет.
— Я обрел путь, когда казалось, уже летел в пропасть, — сказал я. Если уж изливать душу, то кому, как не верному другу. — Я с легкостью оставил старый мир за плечами. Сегодня, ради нашего пути, я оставляю свое другое, несостоявшееся будущее. Но это нелегко. Ради нашего пути, я оставляю радость, нежность и тепло. Ради нашего пути, я оставляю смех на своем плече, игру в снежки, касание ладони. Детей, которых никогда не подброшу на руках. Их буськи… Любовь.
Мой голос исказился и сорвался. В горле — огромный комок.
— Понимаю, — покачал головой Сергей. — Вот она причина твоего недомогания. Все болезни от нервов. Только венерические от любви. Пей чай, там несколько успокаивающих травок. Все хвори, как рукой, снимет. Давай-давай, вот, попробуй, какой вкусный…
Он хлопотал надо мной, как медсестра в больничке.
Как ни странно, Серегин чай поднял меня, как по волшебству. Переживания и грусть улетучились. Дрожь прошла, напротив, стало тепло. Я почувствовал себя лучше. Намного лучше. Как кусочек сыра, разомлевший под лучами яркого солнца. Ууу-х, захотелось встать и сделать что-нибудь. Неважно, что.
— Тут-тук, — постучал в дверной косяк Сергей. Он вошел в комнату, и еще возле дверей спросил:
— Как там наш больной? — прищурив глаз, критически меня оглядел. — Я смотрю, выздоровел! Цвет лица — розовый, температура в норме. Ну, все путем, не вешай нос!
— У тебя чай точно без наркоты? — спросил я его. — А то, как-то мне вообще классно.
— Конечно, без наркоты, — обиделся он. — Я и наркотики — вещи не совместимые. Обычные легальные травки, собранные в нужное время в нужном месте. И правильно приготовленные.
Он снова присел рядом со мной.
— Насколько я понимаю, твоя хандра связана со страхом вечности. И страхом одиночества. Ты приостановился на минуту. Оглянулся назад, и испугался, что потеряешь все это. Ведь мы оставляем и много хорошего. В том числе и родственные связи. А каждый из нас хочет быть со своим родом. Хочешь, я расскажу тебе, что такое род?
Его заботливые глаза смотрели с вопросом. Я кивнул.