…В саду у Йорков пахло примороженными яблоками и прелыми листьями. Дома не было ни мистера Йорка, ни Джастина: один еще не вернулся с работы, другой в начале сентября отправился в какую-то дешевенькую школу. Миссис Йорк с дочерьми хлопотали по хозяйству. К ним немедленно присоединились Викки с Айлой, маггловскими способами работы весьма интересовавшиеся; на стол накрывали вместе. Альбус же пошел вместе с Клеменси в сад, чтобы по просьбе ее матери набрать поздних яблок и груш. Он нагнул и удерживал ветку, усеянную плодами, Клеменси срывала груши и бросала в корзину. Против обыкновенного, она молчала. В прощально-мягком солнце «бабьего лета» поблескивали паутинки и капли утреннего дождя, пожелтевшая листва мягко шумела. В траве алели последние дикие гвоздики. Когда Клеменси закончила обирать плоды, Альбус отпустил ветку, и тут девочка подошла и обняла его.
— Профессор Кей рассказал мне, что случилось, — прошептала она. — Чем я могу тебе помочь?
Альбус погладил ее мягкие пепельные волосы и горько улыбнулся. Помочь ему не мог никто и ничто на свете, и все же попытка Клеменси была трогательна. И вдруг кое-что пришло ему в голову.
— Прочитай мне сонет 90, — попросил он. Зачем — сам не знал: тонкий голосок Клеменси вовсе не был похож на звучный и мягкий голос Камиллы. И наверняка подруга понимает сонет совершенно иначе и прочтет его по-другому. Но сейчас, среди этой удивительной тишины и покоя, ему захотелось, чтобы о Камилле напомнили хоть сами строки.
Клеменси отступила на шаг, немного задумалась и негромко начала:
— Then hate me when thou wilt; if ever, now;
Now, while the world is bent my deeds to cross,
Join with the spite of fortune, make me bow,
And do not drop in for an after-loss…
Альбус замер: при несходстве облика и голоса, он будто почувствовал Камиллу вновь рядом с собой. Клеменси, ни разу не слышавшая, как Камилла читала Шекспира, каким-то образом верно угадала все ее интонации — и как будто призрак возник перед ним.
— If thou wilt leave me, do not leave me last,
When other petty griefs have done their spite
But in the onset come; so shall I taste
At first the very worst of fortune’s might…
Он отвернулся: соленый ком подкатил к горлу, и глаза вдруг стало невыносимо резать. Тяжело задышал, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания — ему показалось, что Камилла растолковывала этот сонет только вчера, нет, полчаса назад, что, может, в прошедшую минуту он еще мог услышать ее голос и дотронуться до ее руки.
— And other strains of woe, which now seem woe,
Compared with loss of thee will not seem so.
Последние слова отзвучали, и зашелестели шаги. Клеменси отошла в другой конец сада, и теперь Альбус мог дать волю своей слабости. Обхватив ствол груши, обрывая и комкая вялые мягкие листья, он зашелся в беззвучном плаче, содрогаясь и кусая губы. Ему казалось, где-то высоко, в прозрачном осеннем небе, Камилла кружила над ним, но глаза так резало, что он не мог поднять взгляд.
Все чаепитие Альбус тихо просидел в углу. Лицо Камиллы стояло перед ним, но все же он ощущал, как словно возвращается мир, отделяясь от нее. До того он почти не понимал, что происходит вокруг — сейчас осознание вернулось, хотя горечь и боль не уменьшились.
Вечером он решился перечитать ее письмо. На некоторые моменты приходилось закусывать ладонь, давя стон отчаяния, и все же теперь Альбус смог заставить себя думать.
Камилла писала, что он не любит ее — но почему? Из-за того, что он предложил расстаться на время? Но ведь это было только ради нее самой — почему, при своем уме, Камилла не смогла понять этого? Кто ей внушил, что «ее нельзя любить»?
«Ты отлично знаешь, кто, — вдруг проблеял в голове давно вроде бы забытый козлиный голосок. — Ее мать. И подумай, как могла бы Камилла тебе поверить, если до того никто ради нее ничего не делал? Она могла истолковать твои слова только так: ты бросаешь ее. Униженная, она тебе противна».
«Да это же ложь! — возмутился Альбус. — Ложь и глупость. Я бы никогда…»
«Но она не могла этого предположить. Кто виноват? Думай, мальчик».
В понедельник Альбуса, Горация и Лэма вызвал директор Блэк. Наклонившись вперед и довольно тяжело для сухощавого человека опираясь на крышку стола, он кисло сообщил, что они отправятся представлять Хогвартс в юношеской секции Международной алхимической конференции в Каире, которая состоится в середине ноября.
— Поедете вы на две неделе раньше — все же надо учитывать время на дорогу. Сопровождать вас будет профессор Кей, он же будет руководить написанием вашего общего доклада, за который, если вы еще не догадались, вам нужно взяться немедленно. От меня вы пройдете к профессору Кею, он скажет, за какую тему вы возьметесь.
Альбус равнодушно смотрел в сторону. Что ж, Кей был самым лучшим вариантом из всех, кто мог их сопровождать — лучше даже, чем Корнфут. Он не сердился на учителя за обман: Кей пытался уладить все, как ему представлялось наилучшим. А теперь вот избегал заговаривать с учеником или смотреть ему в глаза.