Жить, утопив себя в работе, оказалось гораздо легче — и все-таки Альбус не мог не думать, что Камилла должна была сейчас жить. Каждый раз, когда девочки и Элфиас их навещали, он инстинктивно оборачивался, ожидая, что она войдет вместе с ними. Иногда он ощущал ее прикосновения — она дотрагивалась до его волос, до его плеч, гладила по рукам. На ночь он принимал зелье сна без сновидений: без этого не получалось уснуть, слишком явственно он чувствовал рядом с собой тепло ее тела.
Как-то в воскресение он сидел в библиотеке, полной народу. Между стеллажей сновали малыши, и в их числе была Белвина Блэк, младшая сестренка Финеаса — кудрявая девочка с круглыми щечками и надменным взглядом. Важно шествуя за руку с братом, она остановилась, указывая на какую-то полку воистину королевским жестом: видимо, она уже почувствовала себя в Хогвартсе на положении принцессы. Финеас достал ей стоявшую высоко книжку, Белвина слегка кивнула. Альбус захлопал глазами, прогоняя отчетливое видение.
Представилось ему вдруг, что это он стоит у стеллажей и достает книжку вполне здоровой Ариане. У той на тонкой шейке повязан галстук Рейвенкло, а голубые глаза восторженно осматривают тиснение на корешках. Чуть в стороне за ними наблюдает Камилла — румяная, улыбающаяся, — а где-то в деревне, живая и здоровая, живет без забот Джеральдина… Где-то в другом мире, в другой жизни, в другом обществе непременно было бы так.
К ноябрю доклад наконец был готов. Последние выходные перед отъездом ребята безвылазно сидели в комнатах профессора Кея, редактируя все записи. Они не выходили ни обедать, ни ночевать. Когда чувствовали голод, учитель вызывал какого-нибудь эльфа с кухни, а отсыпались по очереди — то в кресле, то на диване, покрытом довольно пыльным пледом. На закате второго дня заглянула Викки, с ужасом рассмотрела по очереди каждого из них и молча вышла. В конце концов все они — и учитель, и ученики — свалились кто где и проспали целые сутки, покуда встревоженные девочки с Элфиасом не вломились к ним и не заставили перейти в больничное крыло. К отъезду Кей, Альбус, Гораций и Лэм кое-как успели восстановиться. Гораций, правда, стонал, жалуясь на головную боль, и переживал по поводу предстоящей поездки, но остальные, напившись бодрящего зелья, сочли, что пришли в себя.
В путь отправились десятого ноября, рано утром. Директор накануне счел нужным вызвать студентов к себе и сделать нудное, строгое внушение, во время которого все трое чуть снова не впали в глубокий сон, но встать утром, чтобы проводить делегацию, не удосужился. Что ж, Альбус ни капли не был огорчен. Накануне же удалось помириться с Аберфортом — до того брат, обидевшись, что Альбус его ударил, демонстративно воротил нос, а Альбус на сей раз не собирался просить извинений. Но вчера, когда он слушал, как Викки прямо в Большом зале дочитывала млашекурсникам «Девяносто третий год» Гюго, вдруг заметил, что Аберфорт тоже стоит рядом — кажется, взволнованный.
Викки вдохновенно читала:
— И здесь, на эшафоте, он продолжал мечтать. Лобное место было вершиной, и Говэн стоял на ней, выпрямившись во весь рост, величавый и спокойный. Солнечные лучи ореолом окружали его чело.
Аберфорт вдруг тяжело задышал. Альбус положил ему руку на плечо.
— Жалко? — тихо спросил он брата. Тот не ответил. Голос Виктории взлетел и зазвенел:
— Но тут, видя, что их молодого командира сейчас положат под нож, солдаты не выдержали, закаленные сердца воинов переполнились горечью. Послышалось то, чего нет ужаснее, — рыдание войска. Раздались крики: «Помиловать! Помиловать!» Некоторые падали на колени, другие, бросив наземь оружие, протягивали руки к вершине башни, где сидел Симурдэн. Какой-то гренадер, указывая на гильотину, воскликнул: «А замена разрешается? Я готов!»
Тонкие брови Саида Раджана, сидевшего к ней ближе всех, удивленно дрогнули. Айла и Лэм, стоявшие у стены, сжимали друг другу руки: непонятно было, слушали они или думали чем-то своем. Альбус вдруг представил, как объясняла бы ему это место в романе Камилла… Хотя, о Гюго они не успели поговорить.
В голосе Викки слышались слезы:
— Потом его положили на доску, прекрасную и гордую голову всунули в позорный ошейник…
Аберфорт повернулся и широким шагом вышел. Альбус последовал за ним и быстро догнал.
— Аб, ты чего? Это же просто выдумки, не было такого на самом деле…
— Знаю, — хмуро отрезал Аберфорт, не останавливаясь.
— А что же ты вдруг?
Брат откинул его руку:
— Шею не сломай в этом своем Каире. Я же тебя знаю, ввяжешься во что-нибудь. А мать на тебя надеется!
Альбус рассмеялся. Аберфорт фыркнул — но, кажется, быстро успокоился.
А утром, по сырости и темноте, делегацию провожали до Хогсмида Викки и Айла, Элфиас и Финеас. От Клеменси накануне каким-то чудом пришло письмо, где она желала друзьям удачи и просила себя поберечь.