Полет к солнцу (СИ)

— А к чему это, сэр? Пока мы говорим намеками, так вечность пройдет, а мы так и не выясним, что же нам надо друг от друга. А надо-то нам одно: идти вперед!

— Поверьте, друг мой, некоторые крепости нельзя взять лобовой атакой, — возразил Бальфорт, но Альбусу показалось, что тот смотрит на него с одобрением.

— Точнее, можно, — вмешался Кей, до того сидевший в углу и потягивавший вино. — Но сколько при этом будет жертв… Вы всю армию положите, Дамблдор, если всегда будете идти только вперед. Трупы в три ряда… Вы на это согласны?

Альбус поколебался.

— Если… — проговорил он нерешительно. — Если ситуация такова, что или эти трупы, или в десятки раз больше…

— Да! — нервно хохотнул учитель. — А вам не приходило в голову, что всякая человеческая жизнь имеет ценность, всякая? А вы с таким подходом похожи на русских революционеров. В тот год, когда вы родились, они у себя там убили императора. Взорвали бомбу. От взрыва погиб мальчишка. Их повесили. Правильно это или нет? — Кей оскалился, глаза его засверкали, как у голодного волка. — Я считаю — правильно! И не за императора стоило их повесить, нет. За мальчишку, который имел право жить и был абсолютно ни в чем не повинен!

Все в комнате испуганно притихли. Лицо Кея, налившееся было кровью, вдруг побелело. Только Лэм робко пробормотал:

— Тот, кто вешает, кто казнит — тоже убийца. Одним нельзя убивать, а другим можно?

Хозяйка вскочила и хлопнула в ладоши, радостно смеясь (в этот момент Альбусу показалось, что вместо нее в комнате появилась Викки):

— Обед! Я совсем забыла про обед. Идемте скорее, я думаю, вы все ужасно голодны.

За обедом удалось попробовать местной кухни: их угостили тушеными бобами, говяжьей колбасой — эль-белехат, лепешками с острой бобовой намазкой — фуль мудаммас и египетским кофе.

Миссис Уркварт, видимо, не давала покоя худоба Лэма: она подкладывала ему лучшие куски и все расспрашивала, как у него дела дома.

— Нормально, — растерянно отвечал Лэм. — Тетя Доротея немного болеет, зато со свадьбой Филиппа все решено. А так я сейчас звездными картами занимаюсь. Там некоторых звезд нет, которые недавно открыли…

— Думаю, мои внуки будут учиться по вашему учебнику, — миссис Уркварт жестом, который Викки тоже явно у нее переняла, поправила белокурые волосы. Лэм вздернул брови, покраснел и принялся объяснять, что именно не так с картами. Бальфорт послал мистеру Уркварту умиленную улыбку и прошептал, что на месте хозяина дома уже извелся бы ревностью.

За еду Альбус взялся с удовольствием: все же рахат-лукум оказался бессилен побороть мучившее его чувство голода, да и скрыть неловкость легче всего, уткнувшись в тарелку. А ему было неловко, и Кею, как он успел заметить — тоже. По правде, лишь Бальфорт чувствовал себя в своей тарелке. Старик, как видно, поставил своей задачей разговорить Горация, с брезгливым видом кушавшего бобы.

— Молодой человек, а как вам понравилась поездка? Не стесняйтесь, пожалуйста, вы же видите, все здесь — люди без предрассудков. Нам интересно ваше мнение.

— Так как мое мнение ничего не изменит, я предпочел бы оставить его при себе, — Гораций, поколебавшись, посмотрел на кусочек говядины, но все-таки отправил его в рот.

— Ну что вы, — возразил Бальфорт, — любое мнение может изменить историю. Взять вот того же Мартина Лютера…

— А что он изменил, по сути? — вздохнул Слагхорн. — Власть была у церкви. Власть отошла феодалам. Кому в целом стало лучше?

— Но я и не говорил, что стало лучше, я говорил, что мнение одного человека может многое поменять. Больше века Европу сотрясали войны, резня, катаклизмы… Поэтому мнения могут быть катастрофичны, и я не стал бы недооценивать их вес.

— Подозреваю, что если я выскажу свое мнение, — Гораций промокнул губы салфеткой, — то изменения пойдут того же плана, что после мнения Лютера. К примеру, участятся железнодорожные катастрофы. Вообще, вы не обращали внимания: каждое изменение вызывать новые потоки крови?

— Но, помилуйте, если все будут так думать, мы отстанем навек, — взмахнул руками мистер Уркварт. Гораций вздохнул.

— Перед нашим отъездом ваша дочь читала младшим студентам один роман Гюго… Про Великую французскую революцию. Знаете, было забавно: она любит повторять главный лозунг этой революции, петь Марсельезу, но крайне редко вспоминает об обратной стороне медали. О гильотинах.

— И законе о врагах народа и неблагонадежных? — поддержал Бальфорт, вопросительно взглянув на Уркварта.

Тот покраснел и слегка растерялся.

— Но на совести королевской тирании… куда больше преступлений… И зато сейчас во Франции почти демократия!

— Да, — мрачно кивнул Гораций. — А гильотина все-таки сохраняется.

— А в Англии сохраняется виселица, — с омерзением поморщилась миссис Уркварт. — А уж о том, что используем мы, волшебники, я предпочту за столом не упоминать.