— Прежде всего, чтобы все было устроено по разуму, а не по нелепым устоям! Чтобы устранить все эти правила, которые неизвестно кто придумал, которые век назад устарели, но которые для всех обязательны, — ведь всем мешают, всем — а за них держатся! Все боятся что-то делать! Вот поэтому я за то, чтобы убрать все эти традиции и устои — только то, что логично, то, что разумно, должно вводиться и внедряться! Потом, сделать так, чтобы правили не самые хитрые, не самые старые, а самые умные! А то разведут бумаги, пишут макулатуру, а дела — никакого, понимания — никакого! Так что общество должно выстроиться в пирамиду — вверху те, кто всех умнее, кто наиболее открыто и независимо мыслит, за ними просто умные и те, кто способен организовывать работу, далее те, кто хорошо выполняет то, что им укажут, и наконец магглы — ведь они тоже часть нас, вы правы, и о них тоже нужно заботиться. Так вот, я считаю, должны мы изменить наше общество и подать пример другим.
— А почему, как вы думаете, этого еще не случилось? — тихо спросил Бальфорт. — Неужели никто больше, кроме вас, этого не видит?
Альбус призадумался.
— Мне кажется, видят, только говорить боятся, а уж делать — тем более. Нас так воспитывают: чуть вдохнул не по правилам — сразу розги. В людях просто забито все…
Перед глазами встала Камилла, показывающая изуродованное плечо, и он нервно стиснул руки.
— А потом? Вот взять нас, просвещенных государственных деятелей, — сказал Бальфорт самоиронично. — Уж нам-то никто не даст розги, но почему мы с мистером Урквартом молчим, говорим то, что обязаны по случаю, когда не беседуем меж собой?
— Вы не доверяете друг другу? — догадался Альбус. — Вы не знаете, друзья вы друг другу или враги, и боитесь, как бы сказанное не обернулось против вас?
— Возможно. Но стань кто-то из нас даже министром, могли бы мы разом изменить такое могучее явление, как общественное мнение, или лишились бы этого кресла так же быстро, как сели в него?
— Вы хотите сказать, все-таки второе… — Альбус внимательно посмотрел на старика.
— Подумайте сами, разве не так? Ведь министра выбирает и снимает Визенгамот, а каких убеждений придерживается большинство его членов?
— Визенгамот… — Альбус поиграл пальцами. — Получается, председатель Визенгамота стоит выше министра и имеет больше власти?
— Только если бы он мог приказывать каждому его члену, что, увы, не так. Председатель — фигура чисто процессуальная, и имеет ровно один голос, как и все прочие. В этом и есть особенность демократии — чтобы что-то изменилось, нужно согласие большинства…
— И этим она неудобна… — медленно произнес Альбус. — Значит, я прав. Все-таки диктатура поначалу неизбежна.
— А вот всякий ли способен быть диктатором? Или только тот, кто сознает ответственность за каждого, кто ему доверился, тот, за кем идут? Много ли вы знаете таких людей, мистер Дамблдор?
— Немного, — признал Альбус. — Поэтому придется самому. Что ж, я готов.
— И это уже много значит. Однако вы ведь понимаете, что помимо одной лишь готовности нужны и другие вещи: четкий план, осознание ответственности за каждого… Словом, вы молоды, и это значит, что у вас много времени и сил. Не считаете ли вы, что лучше всего употребить силы на подготовку себя к тому, что предстоит — вы ведь понимаете, какая огромная это работа?
— Вы считаете, что сейчас я занимаюсь ерундой? — нахмурился Альбус. — Но ведь вы же не знаете…
— Вы боретесь со школой, но это маленький враг для вас. Думайте крупнее, сейчас ведь важнее набирать союзников, а не врагов — для настоящей борьбы. Впрочем, думаю, нас уже ждут. Поймите меня правильно, — Бальфорт положил сухую ладонь Альбусу на плечо, — я не отговариваю вас, напротив, пытаюсь в рамках возможного намекнуть, что вы не так одиноки, как думаете. Поэтому я и прошу вас: не делайте себе проблем сейчас попусту, дождитесь настоящей схватки, соберите и сохраните силы. Думаю, мы еще встретимся, и вы можете рассчитывать, что не останетесь без поддержки.
— Спасибо, сэр. С вашего позволения, я пять минут еще здесь побуду, — Альбус посмотрел вслед ссутуленной фигуре старика.
С одной стороны, приятно, когда кто-то наконец воспринял тебя всерьез. После сегодняшней выходки Кея любая поддержка казалась юноше вдвойне ценной. С другой, несколько настораживало, что Бальфорту, по-видимому, очень хорошо известна школьная жизнь Альбуса. «Узнавал подробности через родителей Викки? Но зачем?» То, что он говорил, определенно стоило взять на вооружение. Но стоило ли доверять самому Бальфорту, Альбус пока решить не мог.
Его размышления прервал неловкий кашель: в дверях возник тщедушный силуэт Кея.
— Нам пора, — кашлянул он, пряча глаза. — Вы тут, смотрю, долго болтали со стариком. Мы все вас заждались. Как он вам?
— Умный человек, — Альбус пожал плечами: ему не очень-то хотелось теперь делиться с Кеем своими мыслями.
— Умный? Пожалуй… — Кей потер лысую голову. — Ловкая шельма, однако. К каждому — с особым подходом… Я бы поклялся, что он спровоцировал сегодняшнюю ссору, если бы понимал, зачем это ему. Да и вряд ли он мог бы заставить меня выпить лишнего.