Он молча спустился, постучался в дверь кухни (как Аберфорт усел её восстановить?), отдал брату платье и снова вышел за порог. Над деревней уже висела ночь, засасывающее-черная, какими бывают ночи только в конце августа. Тянуло свежестью и сыростью, но дождь ,кажется, идти не собирался. А с утра он был. И Ариана с утра была.
Альбус молча смотрел в небо и не видел ни луны, ни звезд, только черноту. Он стоял так, пока не замерз, потом вернулся в дом. Дверь на кухню на сей раз была приоткрыта. Ариана, слабо освещенная луной, лежала на столе, вытянувшись; её руки были сложены на груди, волосы аккуратно заплетены в косу, ноги прикрыты большим белым полотенцем, как будто ночью в августе ей было бы холодно спать. Аберфорт дремал возле нее, скорчившись на жесткой лавке. Альбус сначала хотел заклинанием перенести брата на диван, но побоялся разбудить и призвал из своей комнаты плед. Аберфорт не шелохнулся, когда его коснулась колючая шерсть, только засопел и всхлипнул. Судя по его распухшему лицу, плакал он весь оставшийся день. Плакал – и делал все, что требовалось, пока Альбус бродил где-то.
Брат и сестра имели право в последний раз побыть вдвоем. Поэтому Альбус ушел спать в гостиную: подняться к себе он сейчас почему-то не мог. Он кое-как уместился на небольшом диванчике, но не стал искать, чем бы укрыться: не то, что не чувствовал холода, просто было бы правильнее, если бы он оставался так. «Я стоял тогда у окна, дальше всех, но прямо напротив двери. Аберфорт – ближе всех к двери, но он был обессилен, да и заклятия выпускал самые простые. Геллерт…. Его не интересовала Ариана, он не обращал на нее внимания, он не мог в нее целиться… но ведь и мы оба не могли». Альбус вздрогнул и схватился за горло, давя тошноту. Он не сразу осознал, о чем гадает – и не сразу заставил себя смириться с мыслью, что Ариана погибла от руки кого-то из них.
«Нет… Я это не мог быть, я стоял дальше всех от двери. И Аберфорт это быть не мог, у него заклинания едва получались, он был измучен… - перед глазами возник корчащийся на полу Аберфорт, в ушах зазвучали его крики. – Геллерт, Геллерт, ну почему ты в него Круцио пальнул, а не в меня? Может, Ариана бы тогда не вмешалась… Она не должна была вмешиваться после того, что я ей сказал». И опять мелькнуло голубое платье. Ариана выскочила на середину, раскинув руки – словно её тоненькое тельце и ручки-веточки могли защитить их двоих. Она любила бы их одинаково и бросилась бы за любого из них. Единственным шансом избежать того, что она очутилась бы на кухонном столе, со сложенными руками, нарядная и неживая, было не затевать ссоры. «Но все вышло само! Я просто шел вперед, я думал, что иду к общему благу, я хотел добра для всех…» А на кухне измученный, зареванный мальчик спал рядом с мертвой девочкой.
Альбус уткнулся и скрещенные руки и болезненно вздохнул. Слез совершенно не было, только до крика хотелось прибежать на кухню к брату и сестре, обнять обоих и качать. Но Аберфорт умаялся, не надо его будить, а Ариане было уже все равно. Что он говорил ей в последние месяцы – то с ней и осталось.
Камин вспыхнул и засветился. Альбус мотнул головой: в их доме камин был подключен к общей сети, но использовался для связи так редко, что, случалось, о его существовании вовсе забывали, предпочитая послать сову. Альбус приплелся к камину: среди пламени, к его удивлению, появилось лицо Виктории.
- Извини, наверное, я разбудила тебя, - защебетала она. – Но происходит что-то странное, и мне нужна…
- Ты меня не разбудила, - пробормотал Альбус. – У меня сегодня сестра умерла.
Викки так и застыла с раскрытым ртом. Следовало ей сказать, чтобы она сама не беспокоилась и не вздумала кого-то приводить – но не было сил.
- Я поняла. В одно лето – две потери, да что это такое, бедный… Завтра мы все будем у тебя, ручаюсь. Хватит тебе справляться одному.
- Не надо, - тихо попросил Альбус, но Викки уже исчезла.
========== Глава 64. Прощание ==========
Альбус, должно быть, плохо наложил чары: они быстро перестали действовать, и огневиски в рюмках у него и Лэмми превратилось в воду прежде, чем оба успели к нему притронуться. Они про рюмки, в общем-то, и забыли: Альбус говорил, а Лэм слушал. Сколько они сидели – неизвестно, потом друзья сказали, что их не было около получаса.
Альбус рассказал Лэмми все, умолчав только о плотской связи с Геллертом, и не из стыда – хотя сам рад был бы считать кошмарным наваждением, что смог именно так предать память о Камилле – а из опасения, что простодушный друг не поймет, о чем речь. Лэм молчал, только уставился на него и гладил по руке. Под конец заговорил:
- Альбус, это все бывает. Мы с Филиппом столько раз ссорились… Когда человеку кошмарные вещи говоришь, не думаешь, что он может умереть.
-Я, может быть, убил её, - Альбус потер лоб ладонью. – Или мой брат, или мой друг убили её по моей вине, потому что если бы не мое свинское поведение, никакой ссоры бы не случилось…
- Её никто не убивал, - Лэм распахнул глаза. – Вы же не хотели, никто из вас. Выло все случайно. Значит, вы не убийцы.