— А у нас новый козленок, Альбус. Хочешь как-нибудь посмотреть, как мы его кормим?
— Не надо, — важно ответил Аберфорт. — А то козленок напугается незнакомого человека.
— И я не горю желанием, — пробормотал Альбус. Младший брат важно посмотрел на Ариану.
Сестра почти не отходила от него теперь и сильно помогала с козами. Она тоже стала выше ростом, но ослабла и побледнела; волосы стали тусклыми, а лицо почти утратило живые краски. «Это оттого, что она почти не бывает на воздухе», — угадал Альбус. За несколько дней, проведенных дома, ему пришлось наблюдать, что сестра еще и почти не ела: только Аберфорту удавалось уговорить ее поглотить несколько ложечек. Брат вообще с ней преображался: становился удивительно мягким и терпеливым и мог спокойно уговаривать в момент, когда сам Альбус уже принялся бы кричать или распустил руки. Ариана по-прежнему пока могла себя контролировать старалась никому не доставлять хлопот, но все чаще нападало на нее настроение, которое можно было принять не то за задумчивость, не то за упрямую обиду. Тогда брови ее сходились на переносице, взгляд мутился и застывал, словно она смотрела в одну точку — на самом деле, она в такие минуты не смотрела никуда. Она словно не слышала ничьих слов, не осознавала, что с ней делают. Однажды Альбус пробовал вывести ее из такого состояния, громко хлопнул над ухом двумя крышками от кастрюль. Она вздрогнула, побелела, запрокинулась лицом и стала заваливаться на бок. Аберфорт, прибежавший на шум, обхватил ее, прижал к себе и долго укачивал, пока она не пришла в сознание, а потом велел ей зажать уши и обругал Альбуса словами, которых мог набраться не иначе, как в пэгфордских тавернах. Тот, впрочем, почти не обиделся: за глупую попытку ему самому стало стыдно.
На следующий день у Арианы первый раз за все пребывание Альбуса дома случился сильный припадок. Начался он ни с того ни с сего, когда она сидела и читала у себя в комнате. Альбус, прилегший было поспать после обеда, вскочил оттого, что в окне с треском лопнуло стекло. Выскочив в коридор, он увидел, что мать и брат стоят внизу лестницы, прижавшись друг к другу. С потолка упало несколько кусков штукатурки.
— Это Ари! — крикнул Аберфорт. Альбус инстинктивно развернулся, чтобы бежать к сестре. — Не ходи, она сейчас опасна! Лучше спустись сюда.
Момент, когда все кончилось, они определили по тому, что мебель и лестница перестали трястись.
— Да, сегодня ее скрутило, — Аберфорт почесал кудлатую голову. — Обычно слабее бывает, ну разобьет она стекло у себя в комнате, с полок попадает все… Сейчас она, наверное, совсем измочаленная лежит.
— Это ад, — Кендра со стоном закрыла лицо руками и опустилась на ступеньку. — Это ад!
Аберфорт погладил мать по руке.
— Я схожу к ней, хорошо, мама? Ей помочь надо.
Мать не ответила. Брат резво взбежал по лестнице.
— Мама, — осторожно начал Альбус. — Ты только не ругайся… Но, может, покажем Ариану целителям? Так же не может продолжаться вечно.
— Покажем целителям, — с горечью повторила мать. — И ее запрут в пустой комнате, обреют наголо, будут держать в цепях и в случае чего усмирять Ступефаями и Долорино. Или ты не представляешь себе, как в Мунго содержат сумасшедших?
— Но, может, ее не будут так держать? Может, ее просто вылечат? У нас в школе есть один мальчик, у него тоже… проблемы. И ничего, учится не хуже других.
— А он боится применять магию? Припадки у него из-за этого случаются? Во время них все рушится, да?
— Нет…
— Вот видишь. Это совершенно другой случай. О врачах для Арианы не может быть и речи. Лучше помоги мне кое в чем другом, — мать жестом позвала его в свою комнату.
На круглом столе, застеленном клетчатой скатертью, были разложены кипы бумаг. Мать указала на них.
— Это законы магического мира о содержании преступников в Азкабане и о возможности досрочного освобождения. Я хочу, чтобы ты помог мне найти какой-нибудь закон, или указ, или решение Визенгамота, по которому я могла бы добиться права пересылать передачи твоему отцу. И еще, конечно, как можно его освободить досрочно.
Альбус перетащил бумаги к себе в комнату. Сперва он с энтузиазмом взялся за дело, но уже через пару часов продирания через картонный язык указов и законов ощутил невыносимую лень. Скука превратила все мысли в бесформенную, как размокший хлеб, массу. Самое неприятное, что он переставал понимать смысл того, что читал, и мог пропустить что-то действительно важное.
«И где мать только набрала такой лабуды! Наверняка ведь снимала копии в каких-нибудь лондонских архивах. И как только у нее время находилось добраться до Лондона?» Наконец он заметил нечто, худо-бедно подходящее. Вздохнув, Альбус отложил бумаги и спустился по лестнице.
Он завернул на кухню, думая схватить какой-нибудь кусок и уйти на улицу, но застал мать вместе с незнакомой низенькой женщиной — еще не старой, пожалуй, примерно ровесницей Кендры, но некрасивой, с квелыми чертами лица, жабьей линией рта и пегими жиденькими волосами, гладко зачесанными назад. Та улыбнулась удивленному мальчику и кивнула.
— Здравствуйте, молодой человек. Вы Альбус?