Полет орла

Сеславин решил для себя: в сложившейся обстановке именно во главе «летучего» отряда он сможет принести наибольшую пользу. Он попросил содействия у дежурного генерала Коновницына. С искренним уважением относившийся к боевым заслугам Сеславина, зная его предприимчивость и отвагу, Коновницын рекомендовал Сеславина Кутузову.

– Ну что ж, зовите будущего «гверильяса»-истребителя ко мне на обед, – радушно и весело сказал Кутузов.

Сеславин явился на обед к главнокомандующему начищенный и выглаженный, насколько такое парадное представление можно было осуществить во время войны, находясь не в столовой вельможного дома, а в Тарутинском лагере.

– Ай, молодец, – смеясь, обратился к нему Михаил Илларионович, – тебе бы, друг мой, в столь образцовой экипировке только на бал или какой-нибудь придворный вахт-парад, чтобы дамы этакого красавца оценили, а не то что мы, штабные заседатели… Разве твои знакомцы из «летучих» отрядов – кто в бурке, кто в тулупе, кто в зипуне.

Обед проходил с шутками и каламбурами, которыми Михаил Илларионович славился в свое время, будучи не только учеником Суворова и несравненным полководцем, но искусным дипломатом и вместе с тем обладал остроумным изяществом «светского льва». В послеобеденной беседе Коновницын докладывал Кутузову о действиях не только назначенных официально партизанских отрядов, но и о полезных вылазках окрестных крестьян, которые окружили Москву, занятую врагом.

Итак, в результате обсуждения этого всеобщего движения Сеславин самим главнокомандующим назначался командиром формируемой «партии». Предписание гласило: «Командируетесь, ваше высокоблагородие, с партиею, состоящей из 250 донских казаков войскового старшины Гревцова и одного эскадрона Сумского гусарского полка в направлении по дороге от Боровска к Москве, причем имеете в виду действовать более на фланг и тыл неприятельской армии. Неподалеку от вас действует артиллерии капитан Фигнер с особым отрядом, с коим можете быть в ближайшем сношении. Отобранным у неприятеля оружием вооружить крестьян, отчего ваш отряд весьма усилиться может. Пленных доставлять поспешно, давая им прикрытие регулярных войск, дабы не происходило свирепых самосудов от обиженных мародерами крестьян. Мужиков ободрять подвигами, которые они совершили в разных местах, наиболее в Боровском уезде».

В ночь на 1 октября Сеславин скомандовал своему отряду, и партизаны вместе с проводниками-крестьянами покинули Тарутинский лагерь. Миновав последние разъезды и засады, сеславинцы пошли лесами и оврагами к Москве. Выпал первый снег. Ударил морозец, и дремучие леса сделались особенно привлекательными для организации первого «дела».

Казаки увидели на дороге неприятельских фуражиров, радость их охватила необычайная. Можно было начинать. Французы нашли брошенные стога и старательно укладывали сено на повозки для дальнейшего транспорта. Тут и пали на них, словно соколы, лихие всадники с пиками и арканами. Несколько фуражиров пытались отстреливаться. Их тут же перебили, остальные тридцать французов сдались в плен.

На допросе от них стало известно: крупное подразделение генерала Орнано, состоявшее из четырех кавалерийских полков, двух батальонов пехоты и восьми орудий, прикрывающее крупный обоз, остановилось в селе Вязёмы на Можайской дороге.

Посовещавшись с казачьим старшиной Гревцовым, командиром гусарского эскадрона штаб-ротмистром Алферовым в присутствии молодежи, двадцатидвухлетнего гусарского поручика Редкина и уже побывавшего в отряде Дорохова прапорщика лейб-гвардии Александра Габбе, Сеславин решился на рассвете следующего дня атаковать французов. Крестьяне, хорошо знавшие окружающую местность, вызвались провести партизан по лесным тропам.

Вместе с проводниками шла казачья сотня с Редкиным во главе. Затем основная часть партии Сеславина и на небольшом расстоянии – прикрытие. Такое традиционно-трехмерное разделение было привычно: авангард, основная часть отряда и арьергард, исключавший внезапную угрозу с тыла. Главное же во всем предприятии заключалось в решительности и внезапности нападения. Чтобы настичь такую крупную группировку французов, какой было подразделение Орнано, требовалось в кратчайший срок пройти лесными тропами за ночь больше пятидесяти верст.

Люди дремали в седлах, однако следовало опасаться острых сучьев, из-за которых можно было пораниться или потерять глаз.

– Эй, молодцы, тёмно, а гляди в оба, – говорил своим новобранцам-казачкам Гревцов. – Тут вам не донские степя, окоёму не видать. Место лесистое, густое, овражное… хорошо хоть месяц проглядывает. Так шо – одним глазом спи, другим сучья считай.

Через чернополосицу теней вела извилистая, чуть припорошенная молодым снежком тропа. Сеславин временами беспокоился, но мужики путь знали «назубок», утешали:

– Ваше благородие, и не сумлевайся, ровно к Вязёмам выйдем.