Полёт попугайчика

– Подожди, Томми! Отвечай: в чем ты решил меня обвинить? Чем я тебе не угодила? Ты знаешь, что я рожала тебя тринадцать часов? Ты знаешь, что я чуть не умерла? Что подо мной стоял полный таз крови, Томми! Знаешь? Я пошла на это только потому, что любила тебя, милый. С момента твоего зачатия я любила тебя и поэтому тринадцать часов подыхала на этом чертовом столе, а потом меня потрошили, как индейку на Рождество, мне делали операцию, Томми, и скоблили меня ножом изнутри. Половина моих внутренностей валялась в мусорном ведре!  И ты после этого упрекаешь меня и говоришь, что я желала тебе смерти! Ты знаешь, что после твоего рождения я не могу  больше иметь детей и… и называешь меня плохой матерью? Уйди с моих глаз, Томми, я не хочу тебя видеть!

– Мам, не плачь, я не это имел в виду… Мам, прости меня. Прости. Я не хотел тебя обижать… ну что мне сделать, чтобы ты перестала плакать? Мааа…

Она не приняла никаких утешений, Томми вышел из комнаты и остановился в растерянности.

– Ты опять расстроил мать? – спросил мистер Митфорд, не отрывая глаз от газеты.

– Наверное, – ответил Томми.

Он закрыл глаза и подумал: если бы мать просто обняла его так, как сейчас обняла Карла, то все стало бы намного понятнее.

А Карла сказала:

– У меня тоже есть небольшая проблемка.

Тонкий теплый запах ликера.

Она крепче прижала Томми к себе и добавила:

– Я не хочу уезжать в колледж такой, какая я сейчас. Это будет совершенно другая жизнь, Томми. Я откладывала деньги с подработок и перед отъездом куплю новые вещи, изменю прическу, характер – все поменяю! К черту прежнюю неудачницу Карлу! Я буду носить штаны-шаровары, чтобы никто не видел, какие у меня ноги; длинные туники и массу веревочных браслетиков… Сделаю много-много косичек, соберу их в хвост и оберну цветным платком. Понимаешь? Хиппи с фотоаппаратом. Это стильно и необычно. Современное дитя цветов. Придумаю себе легенду: например, что год жила в одиночестве на природе или что-нибудь  в этом духе… Не хочу, чтобы знали, кто я на самом деле такая. Еще у меня будут очки в красной оправе… И, Томми, есть одна очень важная вещь. Я не хочу приехать в колледж девственницей. Представляешь, что будет, если я, вся такая прогрессивная, окажусь нецелованной целкой? Это будет позорище. Поэтому… можно тебя попросить мне помочь? Только не говори ничего про Алекса, он обязательно всем разболтает, как разболтал о тебе. Я тебе нравлюсь? Ты мне поможешь?

Томми поднял голову.

– Сколько времени?

– Какая разница? Томми, ты меня слышал? Или я тебе совсем не нравлюсь? Я что, совсем уродина? Митфорд, ты никуда не уйдешь, пока не скажешь! Я уродина? Совсем?

– Нет, – растерянно ответил Томми. – Нет, конечно… Карла, да черт возьми! Что ты от меня ждешь? Что я должен сказать? «Конечно, милая, давай займемся сексом»? Я так не могу…

Карла помолчала, посмотрела на часы:

– Половина десятого… То есть, ты просто стесняешься? Ты ничего плохого про меня не думал?

– Нет.

– Хорошо, – облегченно вздохнула Карла. – Тебе необязательно ничего говорить. Просто… если ты согласен, то приходи ко мне в пятницу вечером, хорошо? Мамы не будет до утра. Можешь не тащить никаких цветов, Митфорд, мне не нужна романтика и дело совсем не в любви… Ты моя последняя надежда и лучший друг, обращаться мне больше не к кому. Так что приходи.

Томми уже обувался в прихожей, когда она выкрикнула из кухни:

– И принеси нормальное интервью про наш город!

Провожать его она не вышла.

На улице уже было прохладно. Уставший город тихонько оборачивался сонной пеленой. Ветер утих, лишь изредка ворочаясь в верхушках деревьев. Томми поздоровался с мистером Пибоди, бредущим в бар, и решил, что не хочет думать о предложении Карлы и не хочет возвращаться домой.