Полёт попугайчика

Томми потрогал бревно, на котором сидел в тот день, – бревно высохло под дневным солнцем.

– На нем теперь вполне можно сидеть, – сказал он.

Кит кивнул и сел, а Томми устроился рядом, принюхиваясь к почти неслышимому запаху одеколона от проклятой спортивной куртки.

Река плеснула под ноги.

– Вот о чем я думал, – решительно сказал Томми. Ему было просто изъясняться сейчас, когда лица Кита почти не было видно в густеющей темноте. – Жил-был однажды маленький мальчик, которого очень сильно любила мама. Она рассказывала ему сказки на ночь: про то, как ведьма пыталась сжевать кусок Гензеля или Гретель, и он засыпал, восторженно рисуя себе в мечтах окровавленные зубы этой самой ведьмы. Мальчика звали… допустим, Джек. Мамочка прижимала его к груди и говорила, что он самый лучший, поэтому никто не достоин быть его другом. Тебе не нужны эти ублюдки, говорила ему мама, у тебя есть я. Рассказать тебе сказку? И он отвечал: конечно, расскажи! Мою любимую! Ведьма снова грызла Гретель. Снова и снова. Ведьма пожирала ребенка, и ему это нравилось, потому что он знал – ведьма очень, очень его любит… по-настоящему любит, так сильно, что хочет сделать его частью себя.

Кит повернул голову, посмотрел на Томми и застегнул молнию куртки до упора. Спрятал лицо в высокий ворот.

– Она умерла, – сказал Томми. – Все ведьмы быстро дохнут, у них отвратительная диета. Она умерла, а Джек остался жить во дворце о тридцати комнатах. Ему было очень одиноко, Кит. Друзья? Нет. Девушка? Нет. Слишком банально. Он был выше этого. Самый лучший в мире. Так сказала ему мама. Самый лучший в мире человек, самое ценное социальное животное. Когда ему стало совсем невмоготу, он разместил объявление в Интернете: он искал того, кто хочет, чтобы его любили по-настоящему. И отозвался, скажем, Ганс. Всегда есть придурок, который хочет, чтобы его любили.   В шикарном дворце Джека они отметили знакомство бутылкой вина и подписанием крайне важного документа, а потом Джек отрезал Гансу член, и они попытались его сжевать. Получилось хреново, потому что член эта не та штука, которую легко сожрать сырьем. Пришлось его готовить, и Джек с полотняной салфеткой на руке стоял у плиты, выбирая специи и легкое ароматное масло для жарки. Потом он подал блюдо на серебряном подносе, а потом они снова пили и пили, перемешивая вино с обезболивающим, а потом Джек убил Ганса. И месяц стоял у плиты, и сожрал почти всего, потому что любил его. Ведь и  Ганс пришел к нему и написал, что хочет этого, добровольно, сам, потому что любил Джека. Они не умели иначе. А Джека взяли и осудили на пожизненное заключение. За что?

Кит хмыкнул.

– Этого Джека звали Армин Майвес, – сказал он.

– Может, и так, – согласился Томми. – Но за что его посадили?

На минуту ему показалось, что его игра – это игра в одни ворота, вслепую, на пустом стадионе. Кит молчал, а Томми знал, что если он не хочет говорить, то не будет говорить ни за что – множество учителей оказались бессильны перед этой особенностью Хогарта.

Кит же в это время сравнивал сказанное Томми с эпатажными записями в его блоге и пытался решить, стоит ли отвечать серьезно, или Попугайчик снова выдал что-то насквозь фальшивое.

– Каждый человек знает, убийца он или нет, – наконец не совсем уверенно сказал он, и Томми замер. – Дело не в том, кто уже убил, дело в том, кто способен на убийство… В наказании за это преступление существует логическая ошибка. В нем нет четко определенной жертвы. Тот, кто помер, – ему уже все равно. Страдают только его родные и близкие. А оценка моральных страданий – крайне зыбкая тема. А еще сама смерть, если убрать из нее фактор физической боли, – всего лишь прерывание планов. Я как-то сказал, что у меня нет цели в жизни, но это не так. Я хочу стать профессиональным футболистом, всю жизнь мечтал. И если, например, кто-нибудь сломает мне ноги… – Кит неосознанно положил ладони на оба колена, – то он, считай, убьет меня, потому что все мои планы рухнут. Но наказание он понесет как за причинение физических повреждений, и через пяток лет будет продолжать веселиться. Это справедливо?

– Нет, – сказал Томми.

– Получается, если все планы Ганса были сосредоточены на том, чтобы стать чьей-то отбивной, то Джек ни в чем не виноват. А с определенной точки зрения даже достоин награды, как исполнитель мечты. Очень сложно исполнить чужую мечту… Тебе родители говорят, что ты самый лучший?

– Иногда. Врут. Мама любит гордиться моими талантами перед подружками, но ни разу не прочитала ничего из того, что я писал.

Кит вынул из кармана мобильник и посмотрел на загоревшийся зеленым экран.

– Половина двенадцатого. Тебя дома не кастрируют?

– Н-нет.

– А в школе как дела?

– Нормально. Морана и компанию больше волнует субботний матч, а не моя персона. Был на репетиции, изображал статую. Твою роль читал Макс Айви, но Минди к нему не особо благоволит, так что быть тебе императором в любом случае.

– Это я знаю, – сказал Кит. – Минди приходила сегодня с цветами. Очаровала мою мамашу. Они чем-то похожи.

– Что ей было нужно? – насторожился Томми.