Полет в неизвестность

Баур с волнением читал ровные строчки протокола, выполненные умелой рукой и без одной ошибки:

«Следователь: Военнопленный Линге, вы уверены в том, что ночью двадцать девятого апреля нынешнего года на бракосочетании с некой Евой Браун и в час ночи тридцатого апреля, за два с половиной часа до гибели, в беседе с вами было одно и то же лицо — Гитлер?

Военнопленный Линге: Мне так думалось. Но полностью уверенным быть не могу, так как ночью тридцатого апреля со мной говорил, как мне показалось, не фюрер, а согбенный старик с трясущимися руками, глаза которого были глазами безумца».

Показания Гюнше были однотипными. Баур понимал, каким способом следователи достигали этой гладкой однотипности… «Интересно, — думал он, — будут ли русские бить меня, инвалида? Если будут, то когда, уже скоро или дадут оправиться после операции?» Он вернул листки Тюшкину.

— Мне нечего добавить к мною сказанному. Линге и Гюнше плохо знали фюрера. Я же его знал больше двадцати лет. Это был фюрер.

Майор Тюшкин с постной миной встал с кровати, заложив руки за спину и опустив голову, стал медленно мерить шагами палату.

— Группенфюрер Раттенхубер тоже не уверен в аутентичности лиц.

— Ничего не могу сказать за или против слов Раттенхубера. Видимо, у него свой взгляд на истину.

— Баур, я не понимаю вас. Мне иногда кажется, вы просто издеваетесь над нами. Все допрошенные, имевшие контакты с Гитлером 29–30 апреля, сомневаются, один Баур не сомневается. — Майор вытер платком вспотевшие лоб и шею, но мундир расстегивать не стал. — Мы, конечно, уважаем твердость ваших убеждений, Баур, но все-таки нужно понимать: вы — участник исторических событий и на вас лежит особая ответственность за их последствия. Надо же быть хоть чуть-чуть политиком, а не заскорузлым солдафоном!

— Иными словами, господин майор, вы предлагаете мне чуть-чуть, ну, скажем так, слукавить? В интересах большой, так сказать, политики. Верно я понял вас?

— Верно, генерал, верно. — Тюшкин оживился в надежде на позитивный исход допроса. — И если вы, наконец, поняли это, уверяю, мы не останемся в долгу. Вы немедленно будете доставлены в лучшую столичную клинику, получите первоклассное медицинское обслуживание и питание, вам разрешат почтовое сообщение с родными и доставку посылок от них через Красный Крест. И наконец, мы добьемся включения вас в первый список на освобождение из плена.

Наступила долгая пауза. Баур отвернулся к стене. Ни одному слову русского майора он не верил. Как не верил и в добровольные признания Раттенхубера, Линге, Гюнше. Он уже давно догадывался, что у русских там, наверху, в Москве, идут межведомственные дрязги. Без них, как он убедился за свою долгую службу, не обходится ни одно государство. На его глазах разгорались подковерные битвы между вермахтом и люфтваффе, люфтваффе и кригсмарин[24], абвером и РСХА, а внутри РСХА — между разведкой и гестапо. Из общения с представителями советской военной контрразведки он вынес, что трупы Гитлера, Браун, семьи Геббельса нашли сотрудники военной контрразведки. Они же захватили то, что осталось от рейхсканцелярии, и тех, кого там, в фюрербункере, обнаружили. Затем, в первые недели после падения Берлина, они же арестовали сотни генералов и высших офицеров вермахта и СС, не успевших покинуть разрушенную столицу, и оперативно провели следствие по опознанию трупа Гитлера. Но что-то у русских вождей не заладилось. Кто-то, видимо, не угодил Сталину, и следствие передали политической полиции — НКВД. А может быть, и не передали, а поручили вести параллельно с военной контрразведкой? По разным признакам, оттенкам, нюансам Баур ощущал на данный момент лидерство НКВД. Он понимал также и то, что судьба его в руках этого ведомства, которому были подчинены все лагеря военнопленных и интернированных. Да, он мог плюнуть на все и дать русским нужные им показания. Мог бы даже признать побег Гитлера в Аргентину, Чили, на Соломоновы острова, в Тибет или, скажем, в Антарктиду, о которой мечтал Гиммлер. Возможно, русские даже чем-то ослабили бы для него лагерный режим, разрешили бы переписку. Ему вдруг вспомнились фельдмаршал Паулюс, генералы Винценц Мюллер, Рудольф Бамлер и некоторые другие, после пленения согласившиеся сотрудничать с Советами и даже вступившие в какую-то там антифашистскую организацию. «Какой кошмар! Позор какой! Как людям потом в глаза смотреть? Как жить дальше с проданной душой?»

— Вынужден огорчить вас, господин майор. В силу своего характера и искреннего желания помочь властям СССР установить истину вновь уверяю следствие в том, что тридцатого апреля нынешнего года в фюрербункере покончил собой именно Адольф Гитлер, рейхсканцлер и президент рейха, фюрер НСДАП, СА, СС и немецкого народа, Верховный главнокомандующий вооруженными силами рейха.

Глава 24