После генштабиста выступил замначальника главка по разведработе генерал-лейтенант Селивановский. Савельев никак не мог вспомнить, где он видел этого генерала с вьющейся, хорошо уложенной шевелюрой густых каштановых волос, крупным и волевым лицом римского полководца. Когда тот встал вполоборота к аудитории, вспомнил: Эрмитаж, Зал героев 1812 года, портрет генерала Ермолова. Точная копия! Видимо, Селивановский знал об этой схожести и старался поддерживать образ.
Он явно торопился и оперировал только цифрами и фактами, решительно отсекая обобщения, выводы, заключения. Но Савельев узнал многое, о чем имел смутное представление, в первую очередь об особенностях района ответственности его группы. В Тюрингии располагались 63 завода, работавших на авиацию, и еще 74 в Саксонии. Сто тридцать семь заводов! А его группа нашла и обследовала пока не более пятидесяти…Фабрика детских игрушек фирмы «Гоберт-Гортвиц» изготовляла плоскости к самолетам, шоколадная фабрика фирмы «Мауксион» в Заальфельде производила цилиндры авиамотора «БМВ», вязальная фабрика в Апольде выпускала фюзеляжи и узлы управления для различных самолетов… Но особенно резанула информация о подземном авиационном заводе по производству самолетов с реактивным двигателем в городе Кала. Оперативникам Савельева о нем ничего не было известно.
Перейдя к итогам работы опергрупп, Селивановский сообщил, что благодаря им из Германии уже вывезено более ста тысяч станков и другого промышленного оборудования, 66 тысяч из которых отправлено на заводы Наркомата авиационной промышленности. Некоторые образцы были уникальными. Так, самый мощный в мире пресс давлением 30 тысяч тонн вывезен с завода фирмы «И.Г. Фарбениндустри» в Биттерфельде. На одном из затопленных немцами заводов нашли пресс, который Наркомтяжмаш СССР заказал в Германии перед войной, но так и не успел получить.
Далее генерал заявил о необходимости прекращения вывоза в СССР станков, оборудования, сырья и готовой продукции с германских заводов авиационной промышленности, о скором приезде в Германию представителей Наркомавиапрома и необходимости помочь им наладить производство авиационной техники на месте. Один из офицеров не выдержал и задал мучавший всех вопрос:
— Товарищ генерал-лейтенант, а как быть с соглашением союзников о демонтаже всех авиационных заводов Германии? Ведь о нашей работе американцы и англичане узнают очень быстро. Скандал выйдет.
— Вы, товарищ майор, на то и служите в «Смерше», — Селивановский многозначительно поднял указательный палец, — чтобы никакой информации не досталось нашим заклятым союзникам. А об остальном не беспокойтесь. Пусть об этом товарищи из Наркоминдела думают.
— Так ведь, товарищ генерал-лейтенант, — не унимался майор, — каждому немцу рот не заткнешь.
— Заткнем, — генерал начинал сердиться, его лицо и шея побагровели, — на каждый роток накинем платок! Ну а если, майор, узнаем, что информация просочилась из сектора вашей ответственности, я вам не позавидую.
Вопросов больше не было. Селивановский предупредил, что в сентябре начнут прибывать подразделения НКВД для охраны объектов, поэтому опергруппы сократят, изъяв у них мотострелковые и автомобильные батальоны, а возможно, и саперные роты. Иными словами, за группами остаются только функции контрразведывательного обеспечения. На этом совещание и закончилось. Офицеры покидали помещение с еще большим количеством вопросов, не получив ответ ни на один из накопившихся.
Оказалось, генерал Барышников приглашал к себе на Лубянку не всех командиров опергрупп, что давало надежду все вопросы выложить перед ним, непосредственным начальником. И как полагал Савельев, у генерала наверняка найдутся ответы, уж будьте уверены.
До совещания в Наркомавиапроме оставалось еще полтора часа, и руководство решило покормить офицеров в генштабовской столовой. Савельев, покурив с офицерами, подошел к дежурному, сидевшему за столиком у лестницы, ведущей на второй этаж, и попросил разрешения позвонить в город.
— Нельзя, товарищ подполковник, все звонки записываются «Смершем». Меня под трибунал отдадут.
— Не отдадут, капитан. — Савельев показал свое удостоверение, от вида которого капитан даже встал. — Давай журнал звонков, записывай мою фамилию, звание и должность, дату и время звонка поставь, а я распишусь.
После того как Савельев расписался, дежурный с уважением пододвинул телефонный аппарат. После нескольких гудков трубка заговорила скрипучим мужским голосом. Савельев попросил позвать Елену Савельеву, на что получил резкий отпор:
— Вы кто такой, чтобы фамильярно требовать к телефону ответственных должностных лиц?
Савельев чуть не расхохотался. Еле сдерживаясь, он продолжил командным голосом:
— Старшего лейтенанта Савельеву к телефону, немедленно!!
Трубка на минуту задумалась, урча, кряхтя и вздыхая, затем вкрадчиво заговорила, явно озадаченная:
— Я извиняюсь, а как прикажете доложить?
— Из главка звонят, с Лубянки!
На том конце, похоже, вошли в ступор. После новой паузы в трубке послышалось: