— А ну встать смирно, сволочь недобитая! Ишь чего захотел, урод, досрочного освобождения из плена?! За какие такие заслуги, скажите мне?! Хрена тебе, а не освобождения! Будешь с Бауром до тех пор, пока мы не увидим нужную нам информацию! А нет, так сгниешь в лагерях! Пошел вон!..
— Слышал, господин группенфюрер, — наконец ответил Миш, — к концу недели грузиться будем, дня через два, выходит.
— А о чем задумались, Миш? Что, не отпускают вашего брата домой?
— Не отпускают. Боюсь, разлучат нас, господин группенфюрер, отправят меня в лагерь для рядовых.
Баур ухмыльнулся. Он совсем не доверял Мишу, все говорило в пользу его измены: и удивительная осведомленность, и свобода перемещения, и отъевшаяся, холеная рожа. Но Миш ему был нужен, без посторонней помощи Бауру пока было трудно. Понимал он и то, что офицеры НКВД тоже нуждались в Мише, надеясь выпытать у Баура какие-то фантастические проекты спасения фюрера, планы его тайной доставки в недоступные районы мира, выявить тайные связи высшего руководства СС в деле некой новой международной авантюры. «Ну что же, — думал Баур, — пусть выявляют, главное, чтобы Миша оставили, а там как бог на душу положит». Баур оказался прав, Миш был нужен всем.
Ближе к вечеру в палату нагрянул майор НКВД Тюшкин, как всегда излучавший спокойствие и профессионально поставленную доброжелательность.
— Ну, генерал, ничего нового не вспомнили? Нет? А жаль. Вот ведь какое дело, генерал, думается, три месяца вы следствие за нос водили, скрывали истинное течение событий и существенные обстоятельства, влиявшие на бегство Гитлера из Берлина. Вот, полюбуйтесь.
Майор протянул Бауру тот самый номер газеты «Правда» от 10 июня с отчетом о пресс-конференции маршала Жукова и заместителя наркома иностранных дел СССР Вышинского, где Жуков, отвечая на вопрос американского журналиста, заявил о возможности бегства Гитлера в самый последний момент из Берлина. Вместе с газетой майор передал Бауру перевод на немецкий язык. Баур прочитал уже знакомый текст и вернул его майору со словами:
— Я знаком с текстом, мне ваши коллеги еще в июле эту газету показывали. Ничего не могу добавить, кроме ранее мною уже сказанного, господин майор. Весьма сожалею. Кто-то сознательно вводит в заблуждение спецслужбы и руководство СССР. Зачем, не знаю. Но поверьте, Гитлер мертв.
— Знаете, Баур, лично мне вы симпатичны, но, к сожалению, не могу ручаться за моих коллег из Наркомата госбезопасности, с коими вы наверняка познакомитесь, если мы с вами не договоримся.
— Угрозы я тоже слышал. Мне ли, старому солдату и летчику, повидавшему на своем веку столько смертей и самому неоднократно бывшему с этой черной дамой под ручку, бояться угроз? Ну, замучают меня, ну, умру я днем раньше или позже. Гитлер от этого живее все равно не станет.
— Генерал, вы же умный человек, ведь все прекрасно понимаете, кому-то очень нужен ваш Гитлер живым и невредимым. Дайте показания, и шведский Красный Крест завалит вас продуктами, выпивкой и табаком, к вам пойдут письма родных, вас будут готовить на досрочное освобождение из плена. Вы забудете все свои страдания и спокойно вернетесь домой.
— Вы, господин майор, мне тоже симпатичны, и я искренне сожалею, что вас, в целом неплохого человека, используют в интересах лжи и каких-то нам обоим неизвестных подковерных игр высших сфер. Я воспитан в духе верности некоторым принципам, в том числе чести и порядочности офицера. Изменять этим принципам не в моих правилах.
Вздохнув, майор стал собираться. У двери он повернулся к Бауру.
— Прощайте, генерал. Мы вряд ли с вами когда-нибудь увидимся. Но все же подумайте, стоит ли себя обрекать на безысходность? Может статься, вы никогда больше не увидите родных, близких и родину. Стоит ли ваше упрямство таких жертв? Прощайте.
Баур не мог уснуть до утра. «Действительно, стоит ли все это таких жертв? Кому нужна теперь моя правда? Ты, Баур, дурак, до конца просидевший в этом зачуханном подвале рейхсканцелярии, как цепной пес стерегущий покой фюрера, который плюнул на всех и все и отправился к своим праотцам, оставив нас, идиотов, расхлебывать эту вонючую и подгоревшую кашу под названием Германия. Кому я делаю добро? Кому я изменю, согласившись на сотрудничество с русскими? Что я, один из лучших пилотов страны, получил от фюрера взамен верной ему службы? Даже первое генеральское звание мне дали лишь в конце сорок четвертого, когда боров Геринг таскал на своих жирных плечах погоны придуманного им звания рейхсмаршала авиации, когда сухопутный капитан запаса Мильх ходил в генерал-фельдмаршалах, а недавний майор Ешонок стал генерал-лейтенантом. Весь генералитет люфтваффе купался в деньгах и богатстве, мародерствуя в Польше, на Балканах, во Франции, Голландии, Бельгии, Дании, Норвегии, России. А я все эти годы служил за зарплату, получая объедки с барского стола в виде коробок конфет и увядших букетов цветов от фюрера.