Полет в неизвестность

Как я уже говорил в самом начале своего повествования[36], в мае тридцать шестого я вторично женился. Да, именно на той самой Марии Пооль, с которой меня познакомил Гофман на отдыхе в Померании. Мария оказалась чудесной женщиной. Красивая, статная, ухоженная блондинка, с идеальной, бархатной кожей, излучавшая женственность. В постели она была неотразима. Сравнивать ее с Доррит бессмысленно. Они были противоположностями, разными планетами. Мария мало читала, имела смутные представления об искусстве и архитектуре, избегала разговоров на интеллектуальные темы и о политике. Зато она следила за всеми изменениями моды, выписывала уйму модных журналов, посещала все значимые мероприятия с участием немецких, французских и итальянских кутюрье в Мюнхене и Берлине. Она со вкусом одевалась, всегда идеально выглядела, чем восхищала своих подруг и моих друзей и сослуживцев. Я не жалел денег на ее гардероб, ведь я искренне любил ее.

Удивительно, но при всем этом Мария оказалась прекрасной хозяйкой и матерью. Нет, она не стояла целыми днями у плиты. Мы наняли домработницу и повариху, за которыми строгий надзор осуществляла моя мама. Но по выходным и праздникам, когда мне удавалось сбежать из Берлина в Мюнхен, готовила Мария, а мама ей помогала. Эти две женщины быстро нашли общий язык (мама, по-моему, нашла бы общий язык с кем угодно, лишь бы ее сына любили), подружились и жили душа в душу.

Мама сумела как-то оперативно сломить в Марии пристрастность к экономии и однообразию в еде, и вскоре молодая хозяйка готовила прекрасные блюда из свинины, телятины, оленины, отлично жарила гуся, утку, индейку, запекала в духовке дичь, варила превосходный гороховый суп с рулькой и ветчиной. Но главное, повторю, она оказалась неотразимой любовницей. Порой мне казалось, все свободное время, остававшееся у нас во время моих приездов домой и ее в Берлин, мы проводили в постели, изредка выбираясь подкрепиться. Я не уставал от ее ласк, и, как мне казалось, она платила мне тем же.

Поначалу я переживал, как сложатся отношения Марии с моей двенадцатилетней дочерью Инге. И тут вновь надо отдать должное опыту моей мамы и деликатности Марии. Женщины сумели создать в доме атмосферу душевной теплоты и взаимного уважения. Мария относилась к Инге внимательно, но ненавязчиво, как к равной, чем и подкупила. Они часами могли рассматривать журналы мод, обсуждать новинки, выбирая модели для себя, вместе готовили, весело балагуря о пустяках, ходили по магазинам, катались на велосипедах и лодке, зимой занимались лыжами.

Интересно, но моя любимая сестра Мария тоже достаточно быстро подружилась с моей новой супругой. Их объединила общая страсть к автомобилям. Сестра получила от супруга новый BMW. Я же, купивший год назад Ford, не мог себе позволить приобрести еще один автомобиль и был вынужден отдать свой, которым я и так редко пользовался, Марии, от чего она была в восторге. Две Марии, две белокурые красавицы, отныне вместе разъезжали по Мюнхену и окрестностям, приводя в трепет молодых людей.

Единственной ограничительной мерой по отношению к Марии стал мой запрет на продолжение ее контактов с подругами из ателье Гофмана. Она, правда, не особенно и возражала, достаточно быстро усвоив свой новый статус супруги человека из высшего общества. Ее самолюбие ласкала близость к фюреру, семьям Геринга, Гесса, Геббельса, Гиммлера, Мильха. Она буквально таяла от приглашений из рейхсминистерства пропаганды на посещение кинофестивалей, просмотров новых кинолент, наших походов в оперные театры Вены, Мюнхена, Берлина, где она блистала во всей своей красе и неотразимости. Хотя Мария слабо разбиралась в классической музыке, она всегда украшала собой театральные и концертные залы, публика с восторгом следила за ней, перешептываясь и шушукаясь.

Мария никогда не упрекала меня ни в чем, в том числе и за длительное служебное отсутствие в Берлине или в полетах с фюрером. Она была удивительно терпеливой, выдержанной, понимающей причины расставаний и одновременно страстной и необузданной в своих чувствах при наших встречах.

Тридцать шестой год выдался крайне напряженным. Кроме основной работы по руководству эскадрильей, пополнению ее новыми машинами, полетов с фюрером и другими высшими лицами рейха, Геринг и Гиммлер зачастую включали меня в какие-то комиссии, советы, экспертные группы, что отнимало много времени. Ну и, конечно, шла подготовка к очередному съезду НСДАП, а самое главное — к Олимпиаде. Складывалось впечатление, что пилоты моей эскадрильи вместе с машинами ночевали в воздухе.

Только к Рождеству напряжение спало. Фюрер устроил в рейхсканцелярии рождественский благотворительный прием для артистов и режиссеров ведущих театров и кино. Были Лени Рифеншталь, Марика Рекк, Эллен Видман, Виктор Штааль, Лили Дагофер, Эльза Эстер и многие другие мастера. Были и мы с Марией. И вот тут я впервые столкнулся с таким незнакомым мне явлением, как ревность супруги.