Читаем Полетели полностью

чувствовал эти объятия, когда садился в самолет и,

даже когда он приземлился. Теперь это объятие со

мной в настоящем и я возьму его с собой в будущее.

Spasibo, милая мама.

***


По серой промозглой лесной дороге, с лязгом и

скрипом ехал старый грузовик, покрытый

брезентом. Вскоре, повернув, грузовик остановился

возле почти разваленного охотничьего домика.

– Выходи по одному! – крикнул человек. Взяв

двоих людей, они зашли в домик. После

послышались выстрелы.

Ведя одного из вьетнамцев по окровавленным

ступеням вдоль окровавленных стен, русский

человек на секунду вдруг осознал, что тот, кого он

сейчас ведет на смерть, постоянно кричит всего

лишь одно слово «Спасибо».


Недоразумение


– Здравствуйте! Меня зовут Ник. Я

попрощаться пришел.


– Я узнала тебя, Ник. Ты уезжаешь из города?


– Да. Меня усыновили. Они сказали, что

я хороший и что нужный. До свидания!


Ник рассказывал всем, что когда родился, то пошел

дождь. Это ему так мама рассказывала. Врачи ей

вручили этот комок, посмотрели в окно и сказали:


«Во. Богатым будет». Ну даже не то чтобы богатым…


139

Догоняющий Солнце


матери совсем не хотелось, чтобы он вообще

был. Четвёртый ребенок в семье, да и вне плана.

Долго совещались и, чтобы репутацию не

очернить, забрали его домой.


Ник никому не рассказывал о миске рядом со

столом, куда ему складывали недоеденные блюда

семьи, не рассказывал о газетах у стены за шкафом,

на которых он жил, о бессонных ночах после

очередных побоев. Нет. Никому. Он с упоением

говорил о том, что его любили. Мама так точно

любила. А сдали в этот приют просто потому, что

дедушка переехал и Ника на время сюда привезли.

И иногда он даже сам начинал в это верить и в

каждый родительский день надевал поношенные

фланелевую рубашку и джинсы с дыркой,

доставшиеся по наследству от старшего брата

(одежду, в которой его сюда привезли), садился

на одну и ту же лавочку напротив входа и ждал,

веря, что уж сегодня-то его точно навестят.

Он старался не обижаться на ребят, которые дразнили

и били его. Он старался не обижаться на воспитателей,

которые открыто говорили, что он лишний.

Недоразумение – как его называли. В этом приюте

было принято устраивать дни, когда собирались все

воспитанники и говорили о своих мечтах. В один из

таких дней «мечты» среди грохота ребячьих голосов

вдруг вырвался отчаянный голос Ника: «А я мечтаю,

чтоб меня хоть раз кто-то обнял». Все разразились

смехом: «Разве есть люди, которых никто никогда не

обнял?». Ник только улыбнулся. Он снова никому не

скажет, единственное, что он обнимал, – это

подушка. И снова в этой улыбке


140

«ПОЛЕТЕЛИ»


никто не увидит ночных кошмаров, плач в эту самую

подушку, отчаяние никому не нужного человека.

Знающего, что никому не нужного человека.....


Когда Ника через два месяца после усыновления

привезли на возврат, он скромно сидел на

деревянном стуле, пристально разглядывая синяки

на запястьях. Этим людям тоже не подошел. Он

больше не хотел обманывать себя. Ему не врали. Он

был лишним. Недоразумением. С самого первого

дня он был виноват только в одном – что родился.

Смотря, как обнимают и любят других людей, он

всегда представлял себя на месте любимого

ребенка. Он пытался почувствовать то, что

чувствовали любимые дети, но чувствовал только

досаду. Нет, не обиду. Досаду. Досаду, что он не

подошел этому миру. Что это красивое и теплое

солнце светило не для него, что птицы пели не для

него, что снег падал не для него, да вообще все в

этом мире было не для него. «Должно быть, это

здорово» – шептал он, глядя на любимых детей.


Он слышал, как за стеклянной дверью

несостоявшиеся родители рассказывали о том, что

Ник не учится, ворует деньги и портит мебель. На

секунду ему захотелось крикнуть, что они врут!

Единственное, что он видел – это комнату из-под

стола, куда его загоняли шваброй и пристегивали

наручниками! Ему хотелось крикнуть: «Обернитесь!

Ведь я здесь! Я живой! Вот он я! Пожалуйста,

услышьте! Пожалуйста, защитите! Но......кто поверит


ненужному человеку? Недоразумению. После

фразы директрисы «о таких вещах нужно

предупреждать заранее. Нет места у меня для

него», Ник встал и вышел из здания.


141

Догоняющий Солнце


– Здравствуйте! Меня зовут Ник! Я

попрощаться пришел.

Мать пристально смотрела на него через забор.

Три года прошло, как она его видела и, в принципе,

вспоминала о нем в последний раз. Он был во

фланелевой рубашке и джинсах с дыркой, в том,

в чем его привезли в тот приют. Она разглядывала

шрамы на его лице, синяки на шее, на запястьях.

Было заметно, что на левой руке был перелом,

который не лечили, и теперь, видимо, рука никогда

не выпрямлялась. Мать посмотрела на его улыбку.

Он улыбался всегда. Даже когда плакал. Даже когда

умолял не бить и просил прощения, не зная, за что.

Хотя…наверное, он просил прощения за то, что

потревожил этот мир своим присутствием.

– Я узнала тебя, Ник. Ты уезжаешь из города?

– Да! Меня усыновили. Они сказали, что

я хороший и что нужный. До свидания!

Она смотрела, как ее сын, сильно хромая, идет по

улице. Он не оглянулся ни разу и вскоре скрылся

за поворотом.

– Наконец-то повезло парню, – услышала она за

спиной. Только сейчас она заметила, что вся

семья стояла все это время позади нее. Вся ли?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза