Читаем Полетели полностью

словосочетании «зона комфорта» ключевое слово

не «комфорт».


152

«ПОЛЕТЕЛИ»


Метровые истории. На здоровье


В последнее время мне не часто приходится

прокатиться в мною любимом метро. Сегодня

решил и, в этот раз моя книга с собой и полностью

заряжена. В вагон входит парочка, о чем-то весело

болтая. У девочки в руках картина, завернутая в

пупырчатый полиэтилен. Сижу, увлечённо читаю,

краем уха улавливаю фоном их разговор, который

вдруг обрывается. Слышу только чпоканье

пупырышек и затылком ощущаю на мне взгляд.

Поднимаю голову: на меня смотрит не одна пара

глаз. Осматриваюсь, кто-то тихо угорает. И тут до

меня доходит, что все это время пупырышки

продолжают лопаться. Опускаю вниз голову и

понимаю, что я перелопал все пупырышки на

чужом полиэтилене.

П.с. Девочка порадовала))) «на здоровье» – сказала)


Скучаю


Мне не хотелось оставаться дома одному. Никак.

Я всячески пытался помешать выйти отцу наружу.

Висел на его ноге словно гиря и повторял только

одно: не уходи. Посадив меня на диван, отец

поцеловал мой лоб и молча ушел. Тогда я ринулся к

маме. Жалобно смотря ей в глаза, я загородил ей

путь к двери. Она бережно подняла меня на руки и

тоже отнесла на диван. Когда она ушла, я заплакал.

Я плакал так пронзительно, что казалось, дом сейчас


153

Догоняющий Солнце


рухнет от моего одиночества. Ну почему эти

люди меня не понимают??


Сейчас я ем еду, бережно оставленную на кухне

мамой. Потом сяду опять на этот диван и начну

страдать. Или буду смотреть в окно на птиц. Или

порву эту штору. А лучше нагажу папе в ботинок. В

конце концов я всего лишь котёнок, который

очень не любит оставаться дома один.


Жадно напивались


Несмело заглянувший луч света скользнул по твоей

шее, на мгновение застыл в ямочке между

ключицами и испугано метнулся на пол, когда ты,

словно лебедь крылами, взмахнула руками и вновь

замерла. Глаза закрыты. Сердце все громче отбивает

секунды. Тук-тук. Тук-тук. Я любуюсь тобой.


Я ревную тебя. Я сгораю в тебе. Тук-тук. Тук-тук. Резко

прижимаю тебя к своей груди. Дыхание сбивается и ты

пытаешься ускользнуть, но я тебя держу за руку. Ты

чувствуешь? Ты чувствуешь мой взгляд? Снова

притягиваю к себе и смотрю в упор. Нельзя. Нельзя

отвернуться. Тук-тук. Тук-тук. Почти прижимаюсь к

твоим губам, но…ты свободна…лети. Не можешь? Да,

ты ранена мной в самое сердце. Ты любуешься мной.

Ты ревнуешь меня. Ты сгораешь во мне. Сто тысяч

ударов в минуту двух сердец, сплетение рук, касание

тел в ритме страсти. Еще мгновение и ты замираешь,

замирает луч света, замирает вселенная.


154

«ПОЛЕТЕЛИ»


Остается лишь упавший на пол луч света и мы.

И мы где-то там вне этого пространства, вне

этого времени, вне этого Танго, страстью

которого мы только что с тобою так жадно

напивались. Танго


Страшновато


Я уже определенно опаздывал, поэтому, несся, не

разбирая пути. За мной следом торопливо

следовал учитель, взволнованным голосом

расспрашивая, ничего ли я не забыл. Я недовольно

фыркал, понимая, что я уже почти все забыл, но

повторять времени не было. Остановился

перевести дух, пытаясь вспомнить хоть что-то, но

почувствовал удар в спину: учитель в меня

врезался. Я посмотрел на него, театрально подняв

палец, неожиданно даже для себя произнес:

«Ладно, разберусь» и поторопился дальше.

–Да за что ж ты мне достался? – бубнил в спину

учитель. – Разберется он. Так разберется вечно,

что потом никто разобраться не может.

Наконец, остановившись возле огромных

полупрозрачных дверей, я повернулся. Все ученики

нервно разгуливали неподалеку от своих дверей,

изредка переговариваясь друг с другом. Кто-то,

глубоко вдохнув, обреченно шагал за дверь. Я слегка

коснулся своей двери, но, почувствовав покалывание в

ладони, убрал от нее руку. Снова посмотрел в толпу и

только сейчас увидел, что меня в эту минуту пришли

поддержать все мои лучшие друзья. Они


155

Догоняющий Солнце


находились за пределами этой площади, но каждый,


я знал, что каждый мысленно меня обнимал и

желал мне удачи. В этот раз я иду один.

– Ничего не забыл? – снова спросил меня учитель.

– В этот раз будет очень тяжело, но если ты

справишься…Да я верю, что ты справишься, но…

Не игнорируй мои подсказки, очень прошу.

Я крепко обнял учителя и подошел к двери, ее

створки приоткрылись и я шагнул в свет,

который пробивался сквозь туман.

– Ну, удачи – откуда-то издалека услышал я

голос учителя и зажмурился.

Рождаться – всегда страшновато.


А они помнят


Ты помнишь, как последний луч солнца спешил

окрасить в розоватый цвет все, к чему прикасался?

Будто желая убедиться, что все хорошо, оглядываясь

еще и еще раз, он уходил в облака, провожаемый

пением никак не засыпающих птиц. Ты помнишь, как

тщательно брал в свои зеленые лапы каштан свечи из

цветов и потом бережно укрывал их от дуновения

ветра и радостно подставлял их дождю и солнцу? Или

помнишь, как молчаливо надевали свою фату яблони

и вишни? А помнишь? Помнишь, тот клен, который

будто смеясь, посыпал тропинку к дому своими

резными разноцветными листьями? Или помнишь,

когда зима по хозяйски расстилала белые простыни и

тщательно следила, чтоб снежинки как можно ярче

отражали свет луны и как можно


156

«ПОЛЕТЕЛИ»


157

Догоняющий Солнце


веселее играли на солнце? Ты помнишь? А они все

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза