Полетели

Я открываю глаза. Лежу на земле. Тошнит, и дико кружится голова. Пытаюсь встать и слышу голос: «Ну как? Понравилось?» Поворачиваю голову, рядом на камне сидит человек. Сквозь длинную чёлку можно увидеть глаза. Печальные глаза. В руках — небольшой прутик, которым он что-то пишет на земле.

— Ты кто?

— Мне ясно, кто я, мне хочется понять, кто ты, — усмехается он.

— Я? Я человек, — отвечаю.

— Я спросил не что ты, а кто.

Я пожал плечами.

— Человек — только кровь, кости, кожа и мясо. В совокупности — это «что». Человека можно спросить «кто ты?» только тогда, когда в нём живёт душа. Так кто ты?

— Душа человека, — ответил я.

Он снова усмехнулся.

— Подойди сюда, Душа человека.

Я присел напротив него и стал наблюдать, как он возит палкой по земле. Он пристально посмотрел на меня и вздохнул.

— Я был на земле. Печальное зрелище эта ваша земля. Люди не меняются, нет. Как только Душа попадает в тело человека, она предаётся забвению. Самое чистое и самое светлое идёт на второй план. В первые дни человеческий мозг не в силах контролировать всё, душа кричит, молит о пощаде, но кто поймёт её язык! И она смиряется. Смиряется со своим заточением. Люди… как только вы начинаете говорить, перестаёте слышать. С гордостью таскаете на себе свою национальность. Тьфу. Здесь не спрашивают, какой ты был национальности. Здесь спросят, каким ты был человеком. Когда-то я на много людей делил корочку хлеба, а вы не можете поделить землю, вам не принадлежащую. Вы воюете, строите коробки, которые называете домом, приходя в который вы оправдываете своё одиночество словом «отдых». Высшая блажь — купить коробку побольше. Для чего? Чтобы вашему одиночеству было где летать? — Он снова посмотрел на меня. Видимо, ждал ответа, но я не знал, что на это сказать.

Он покрутил прутик у себя в руках, вздохнул и снова принялся чертить.

— А чему вы молитесь, люди? Нарисовали иконы, чтобы, как бы глядя Богу в глаза, попросить блажи. Забыли! Забыли вы, что Высшая блажь — в вас самих. Нет, не в деньгах, не в коробках и даже не в Вере.

Высшая блажь — вы. Высшая любовь — вы. И высшее разочарование — тоже вы. Вы сами. Тюремщики души своей. — Он снова посмотрел на меня.

— Но мы умеем рисовать, петь, писать стихи и… мы же не всё разрушаем, — возразил я.

— Вы рисуете, чтобы вам заплатили деньги, вы поёте за деньги, вы строите за деньги и разрушаете тоже за них.

— Но это придумал не я! — недоумевал я. — Зачем ты всё это мне говоришь?

Он вздохнул:

— В этом весь человек.

Потом он крепко обнял меня и сказал:

— Посмотри направо и подумай о Боге.

Я повернулся в указанную сторону. Огромные и такие разные деревья (макушки которых уходили далеко в синее небо) о чём-то перешёптывались между собой, пересказывая друг другу какую-то тайну. Всюду снующие разнообразные животные беспорядочно вторили ветру, играли друг с другом. Львы спокойно соседствовали с зайцами, мыши — с кошками. Я улыбнулся: это божественно! Где-то за горизонтом появилось сияние, постепенно превращаясь в звёздочку, которая всё росла и освещала и без того светлое небо. Всего через мгновение эта яркая вспышка превратилась в огромное белое солнце. Оно не палило, нет. Оно просто светилось. Любовью.

Я повернулся к своему сопровождающему и почему-то сказал:

— Я тебя люблю.

Он тепло улыбнулся мне и молча указал в противоположную сторону. Там был огромнейший карьер. Я подошёл к краю и увидел — людей. Сидя на поле из хлеба, они дрались за каждую крошку. Плавая в море, они дрались за каждую каплю воды. Они все говорили одновременно, и никто никого не слышал. Обезображенные злобой лица зияли сильнее своей ямы. Я крикнул им: «Эй, люди! Вылезайте из ямы! Идите сюда, здесь лучше!» Но на меня даже никто не посмотрел.

Я сел на краю ямы, всё ещё надеясь, что хоть кто-то из них меня заметит и я смогу его спасти. На моё плечо опустилась рука:

— Бесполезно, Душа человека. Люди давно перестали смотреть вверх. — Он подал мне руку. — Видишь теперь моё отчаяние?

Я плакал.

— Возвращайся назад, Душа человека. Скажи хотя бы нескольким из них, что Бог не умер, что Он хочет помочь. Пусть только на миг замолчат и поднимут глаза вверх. Ведь Он говорит, что всё ещё любит их. Он говорит им шумом ветра, пением птиц, светом луны и солнца. Всем прекрасным, что в них есть, — Он говорит. Просто иди, Душа человека, и скажи, пусть вспомнят о Боге.

Снова спокойный жёлтый поток окутал меня, и я крикнул своему другу:

— Как хоть звать тебя?

Он ответил:

— Люди зовут меня Иисус.

Я закрыл глаза…

— Дыши! Дыши! — услышал я сквозь темноту голос. — Молодец! Давай!

Я открыл глаза. Огромное синее небо расплывалось в своей шёлковой неге. Вой сирен прерывал пение птиц и шум ветра, но я слушал.