Но супер-мачо не отступал, он нервно пытался воткнуть ступни в сапоги, оставленные им за порогом жилой комнаты, и нервно прислушивался к телодвижениям кухонного «барабашки». Но как бы псевдо-ковбой не тянул время, а идти на разведку хоть ползком, но надо. Но можно не ползком, а опасливо пританцовывая. Вот так, да. Ну прямо как в кино!
– Бах! – с ноги открылась дверь на кухню, и кнопка выключателя услужливо откликнулась. – Пам!
Мягкий электрический свет залил помещение.
– Руки вверх! – дрогнувшей диафрагмой промямлил главный герой.
На главного героя из глубины кастрюль смотрело… Кто бы вы думали? Привидение.
– Бух! – прогремел выстрел.
– Бам-бам-бам! – задребезжали кастрюли, и отдача от выстрела больно ударила затылок стрелка о дверной косяк.
Пока «пятиборец» потирал ушибленный череп, привидение вышло на середину комнаты и спокойным размеренным голосом сказало:
– Ну здравствуй, коллега!
Иван перестал чесать лоб и уставился на чудо-юдо. Привидение было совсем не страшное, оно сверкало и переливалось, как голограмма, кои он имел честь видеть по телевизору, а выглядело оно как человек, то есть как мужчина. Привидение уселось на один из разделочных столов и пару раз булькнуло, вернее хихикнуло:
– Да ты прав, я голограмма. Но чья?
– Блин, – оживился Петевич. – и с пистолетом наперевес медленно приблизился к голограмме.
Он потрогал её руками, потыкал пистолетом и обрадовался, как мальчишка. Голограмма сделала вид, что ей щекотно, она выудила из несуществующего кармана темные очки, напялила их на несуществующий нос, и задало всё тот же провокационный вопрос:
– Так чья я голограмма, узнал?
– Узнал, – расплылся Иван Петевич. – Ты Витя Олегич Пелевин.
Голограмма сняла очки, и они исчезли, а человеческая проекция подняла указательный палец и откровенно рассмеялась:
– Не я. Не, я не Пелевин, я его голограмма.
– Много «я» и «не», – автоматически вырвалось у писателя.
Он, как всегда, хотел сказать, что «в двух коротких фразах два раза по три одинаковых местоимения» и «так писать нельзя». Но призрак понял его по-своему и рассудил совсем по-другому:
– Ну ладно, давай без всяких недомолвок и на «ты». А кто тебе сказал, что «я» может быть слишком много? Вот ты уверен, что тебя сейчас нет где-то ещё: в другом измерении, в прошлом, в будущем, в следующей Вселенной, да и вообще в каком-нибудь ином мире? В глазах бога, например? В душе Будды? Или, может быть, ты расплылся по всем мирозданиям, сконцентрировав свой разум одновременно в тысячах и тысячах землян и инопланетян?
Иван открыл рот, он никогда не задумывался о подобных вещах, он если что и плагиатил у Пелевина, так только сугубо политическое, а поэтому поразмыслив, промямлил:
– Нет, не уверен.
Голографическое изображение ехидно улыбнулось:
– Кстати, в твоей микро-фразе три раза повторяется сочетание букв «н» и «е», а это не есть хорошо, Иван Петевич.
– Согласен, – сглотнул голодную слюну ошарашенный всем происходящим землянин.
А привидение совсем распоясалось, оно спрыгнуло со стола, принялась обходить Водкина кругами и внимательно рассматривать живого человечка, и при перемещении совсем себя не жалея: оно сплющивалось у стены, у дверного косяка и у холодильной установки, и распрямлялось, где пространства было побольше. После физиологического осмотра пациента, голограмма подала оному для пожатия свою сине-фиолетовую руку:
– Меня зовут Деймос-ПВО.
Безделкин попробовал пожать прозрачную руку собеседника, но промахнулся:
– А почему Деймос-ПВО?
– Кхе-кхе-кхе, – попыталась откашляться голограмма, он у неё не получилось. –
Иван немного расслабился и ахнул:
– Ах, вот почему ПВО!
– Не перебивай меня! – раздраженно воскликнул призрачный Пелевин. –
– В честь писателей, – загадочно повторил Водкин эхом.
Голограмма строго на него взглянула и продолжила: