Полевое руководство для научных журналистов

Вероятно, где-то через два поколения после 11 сентября, пройдет достаточно времени, чтобы выявить закономерности в статистике рака у тех, кто столкнулся с загрязнением. Но в те дни любой, кто заявлял о явной и реальной опасности, по крайней мере на мой взгляд, вел себя безответственно.

Но выполняли ли они свои профессиональные задачи? По меркам СМИ ответ, скорее всего, да. Обязанность журналиста – раздвигать границы. Поиск того самого нового компонента истории, который указывает на неправомерные действия, – ключ к попаданию на первую полосу. Я это чувствую так же остро, как и любой другой журналист. Все, на что я надеюсь в своей работе и работе других журналистов, – это стремление обуздать чисто новостные инстинкты, попытаться понять и передать предварительный характер научных данных, сохранить в черно-белой истории хотя бы некоторые оттенки серого.

Великий разрыв

Для экологических журналистов есть один способ начать вырабатывать навыки, которые улучшают баланс «тепла и света», усиливают способность передавать сложную информацию, не усыпляя читателей и редакторов, и помогают разрушать помехи для эффективной коммуникации с обществом.

Этот способ – больше общаться с учеными. Лучше чувствуя ритм прорывов и неудач в науке, журналист с меньшей вероятностью забудет, что наши знания об эндокринных дизрапторах, полихлорированных бифенилах или климате постоянно меняются. Для этого нужны те редкие моменты между срочными новостями – конечно, их мало, – когда можно поговорить с экологами или токсикологами, которые попали в поле вашего зрения не потому, что их университет прислал пресс-релиз.

Чем больше ученые и журналисты общаются в нормальном режиме, без ежедневного новостного дедлайна, тем больше вероятность, что общество с помощью СМИ поймет, что может и чего не может наука предложить в спорах о сложных вопросах, как потратить редкий ресурс или изменить поведение.

Есть и еще одна причина это делать. Точно так же, как общество стало скептично относиться к ценности новостей, скепсис и страх в отношении журналистики испытывают и многие ученые. В этом есть и их вина. Я был на конференции в Ирвайне, штат Калифорния, по улучшению взаимодействия науки и общества, и одна исследовательница рассказала о своем ужасном опыте общения с журналистом, который ничего не понял и переврал все ее слова. Я спросил ее, позвонила ли она этому журналисту или в его издание, чтобы начать диалог и не просто исправить ошибки, но и предотвратить новые.

Она этого не сделала. Ей даже в голову не пришло.

Пока атмосфера не изменится настолько, что ученый сможет сделать такой телефонный звонок, а журналист – ответить на него, у всех нас будет много работы.

33. Природа Маккей Дженкинз

Маккей Дженкинз закончил Массачусетский университет в Эмхерсте, Высшую школу журналистики Колумбийского университета и Принстон, где получил кандидатскую степень по английскому языку и литературе. Ранее он писал для Atlanta Constitution, Outside, Orion

и многих других изданий. Автор книг «Последний хребет: эпическая история 10-й горной дивизии армии США и атаки гитлеровской Европы» (The Last Ridge: The Epic Story of the U.S. Army's 10th Mountain Division and the Assault on Hitler's Europe, 2003), «Белая смерть: трагедия и героизм в зоне схода лавины» (The White Death: Tragedy and Heroism in an Avalanche Zone, 2000) и «Черно-белый Юг: раса, секс и литература в 1940-е годы» (The South in Black and White: Race, Sex, and Literature in the 1940, 1999) и редактор сборника рассказов Питера Маттисена (2000). Его последняя книга – «Кровавый водопад реки Коппермайн: безумие, убийства и столкновение культур в Арктике, 1913» (Bloody Falls of the Coppermine: Madness, Murder, and the Collision of Cultures in the Arctic, 1913, 2005). Маккей – профессор английского языка и литературы и сотрудник программы журналистики Университета штата Делавэр. Живет со своей семьей в Балтиморе.

Не так давно, в начале моего курса «Литература о земле», я спросил своих студентов-бакалавров, почему им так трудно находить темы для текстов. В чем проблема с описанием природы?

Второкурсник поднял руку, и, как это часто бывает, ответ оказался более широким, чем я рассчитывал. «О природе в Делавэре писать трудно, потому что в Делавэре нет никакой природы», – сказал студент.

В этих словах было нечто символическое, выражающее трудности, которые возникают у молодых писателей, когда они пытаются понять, что значит «писать о природе». Моим первым побуждением было перечислить всю «природу» штата, которой пренебрег студент: побережье Атлантического океана, заливы Делавэр и Чесапик, Аппалачи с одной стороны и химические фабрики DuPont, огромные свалки и бесконечная городская застройка – с другой. Вместо этого я сделал паузу и дал комментарию повиснуть в воздухе. О чем именно мы говорили?