Против выступила медиевист и партийный активист Н. А. Сидорова:
Постановление бюро гласило:
Это разбирательство стало лишь эпизодом в череде неприятностей Зубока, обрушившихся на него в послевоенное время, но эпизодом важным, поскольку был нанесен удар по репутации историка, чем не замедлили воспользоваться его недоброжелатели.
Судьба самой Осиповой также оказалась непростой. В личном деле можно обнаружить служебную записку ставшего заведующим сектором новой истории П. А. Лисовского, датированную 10 февраля 1950 года. В ней он доводит до сведения руководства института, что Осипова не предоставила в срок рукописи своей монографии. Заступиться за нее он даже не попытался. Видимо, скандальная сотрудница надоела и ему. Возможно, он припомнил и историю двухлетней давности, когда неуемный энтузиазм Осиповой поставил его в неловкое положение. После этого ее следы теряются. Очевидно, ее уволили из института. Принимая во внимание проходившую в то время кампанию по борьбе с «космополитизмом», думается, что ее еврейское происхождение сыграло в этом не последнюю роль.
Колоритной фигурой являлся студент-заочник М. Н. Перегудов (имя и отчество неизвестны), отличившийся своей непримиримой борьбой против влиятельнейших историков своего времени. Объемное дело, связанное с этим человеком, сохранилось в материалах отдела агитации и пропаганды при ЦК ВКП(б). В деле находятся письма самого Перегудова, разборы им исторических книг, а также письмо руководителя отдела естественных и технических наук и высших учебных заведений ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданова и его заместителя А. М. Румянцева на имя Г. М. Маленкова с кратким изложением всех перипетий дела и отчетом о проделанной работе.
Из материалов можно узнать, что Перегудов являлся членом ВКП(б), подполковником в отставке, студентом-заочником Московского педагогического института им. В. И. Ленина. Подробности его биографии неизвестны, но можно ее частично смоделировать. Скорее всего, это бывший фронтовик, после войны поступивший по льготному набору в вуз на исторический факультет, поскольку обучение на нем открывало перспективы работы в отвечающих за идеологию органах. Таким образом, Перегудов оказывался в советском обществе социально значимым элементом. Его необычайный энтузиазм в разоблачении крупнейших советских историков свидетельствует либо о его неуемных амбициях, помноженных на большую социальную активность, либо о неуравновешенном характере. Но скорее всего о том и о другом.
В течение 1948–1950 годов он неоднократно писал письма о неблагополучном положении в советской исторической науке. В частности, обвинял академика Б. Д. Грекова в том, что тот «перенес в советскую историческую науку и старый груз буржуазных воззрений, которые он впитал в себя с молодых лет». Но особенно досталось обласканному властью крупнейшему специалисту по истории Древнего Рима Н. А. Машкину, который был обвинен в некритическом отношении к буржуазной историографии и ряде методологических ошибок, несовместимых с историческим материализмом. Обвинения, надо сказать, были вполне стандартными и вписывались в проходящие идеологические кампании борьбы против «объективистов» и «космополитов».