Полезное прошлое. История в сталинском СССР

Такие письма не могли оставить без внимания. Как уже говорилось выше, реагирование на подобные сигналы – элемент советской демократии. Тем более что Перегудов являлся бывшим военным и будущим педагогом, членом ВКП(б), то есть социально значимым элементом советского общества. Перегудова несколько раз вызывали на собеседование, где с ним обсуждались его претензии. Частично с его замечаниями соглашались. «Но, несмотря на то что внешне эти беседы проходили в товарищеской обстановке, чувствовалось, что мои заявления… вызывали непонятное раздражение», – жаловался Перегудов. Особенно его обидело поведение историка П. Н. Третьякова, бывшего сотрудника отдела науки при ЦК и главного редактора журнала «Вопросы истории». Раздражение сотрудников объяснить легко. Поднимать новую волну и без того бесконечных проработок, проходивших в годы борьбы с «буржуазным объективизмом», а затем и «безродным космополитизмом», никто не хотел. Цели достигались и без помощи Перегудова. Никто не хотел и конфликтовать с Б. Д. Грековым и Н. А. Машкиным, людьми чрезвычайно влиятельными.

Все же совсем без внимания такие заявления оставить было нельзя. Перегудову разрешено было опубликовать статью под названием «Вопросы исторического материализма в учебниках по истории» в журнале «Вестник высшей школы». Более того,

в связи с поступившими критическими замечаниями Отдел науки и высших учебных заведений ЦК ВКП(б) рекомендовал дирекции Института истории, редакциям журналов «Вестник древней истории» и «Вестник высшей школы» обсудить учебники по истории древней Греции и Рима.

«Правдоискатель» этим не удовлетворился и написал новое письмо в отдел агитации и пропаганды, датированное 28 августа 1952 года. В нем он возмутился тем, что активно критикуемый им Н. А. Машкин получил (правда, посмертно) Сталинскую премию за монографию «Принципат Августа». Теперь досталось и П. Н. Третьякову, который, как выяснилось, «остается неразоруженным марристом».

Чем закончилась активность «маленького человека» Перегудова, документы не сообщают. Скорее всего, смерть Н. А. Машкина (1950) и Б. Д. Грекова (1953) охладили его пыл. Может, случилось что-то еще.

Галерея «маленьких людей» не исчерпывается описанными выше персонажами и случаями. «Маленькие люди» и их «сигналы», в том числе в форме публичных выступлений, в годы непрекращающихся идеологических кампаний превратились в обыденное явление. Движимые разными мотивами, иногда благородными, с их точки зрения, а чаще – тщеславием и карьеризмом, они действовали по схожему алгоритму: подавали сигнал, который вызывал цепную реакцию. Дело могли по указке с самого верха раскрутить, но могли и спустить на тормозах. В случае, если идеологи, местная администрация или кто-то еще считали нужным, делу давался публичный ход, выраставший в небольшую (большие имел право начинать только И. В. Сталин) идеологическую кампанию или дискуссию.

Примечательно, что «маленькие люди» быстро исчезали из поля зрения как отработанный материал. Теперь трудно определить, кто из них действовал на свой страх и риск, а кто являлся пешкой в сложной многоходовой игре. Их действия нарушали привычную академическую жизнь, а в случаях, когда научное сообщество инертно выполняло директивы партии, они добавляли дискуссиям и собраниям динамики и остроты.

С одной стороны, относительно герметичная корпорация ученых, пропуском в которую должна была служить защита диссертации, конвенциональное признание авторитета ведущих историков, а также наличие собственного значимого символического капитала, заранее отторгала непрофессионалов, нарушающих сложившуюся иерархию. С другой – историки являлись частью советского социума, поэтому советская политическая культура неизменно вторгалась в поле науки, в данном случае в лице «маленьких людей».

Таким образом, для научно-исторической корпорации «маленькие люди» неизменно выступали в роли маргиналов. Их деятельность негласно осуждалась, а идеи отторгались. Это, кстати, свидетельствует и об относительной автономности поля науки в советском обществе. Но для органов идеологии они являлись важным фактором нормализации (точнее, советизации), а также дисциплинирования и контроля над наукой, а нередко использовались и в качестве проводников провокационных идей, заметно меняющих устоявшийся нарратив. Но часто «борцы за правду» просто оказывались обузой, мешающей нормально работать и нарушающей status quo, и тогда их активность старались приглушить.

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ КАМПАНИИ ПОЗДНЕГО СТАЛИНИЗМА

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ КАМПАНИИ КАК ФОРМА КОНТРОЛЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ