Полезное прошлое. История в сталинском СССР

От такого опыта трудно оправиться. Когда бьют тебя самого, возникает, по крайней мере, психологическое противостояние. А когда у тебя на глазах избивают других, чувствуешь прежде всего собственную незащищенность, страх, что это может случиться и с тобой. Чтобы отгородиться от этого страха, человек заставлял себя верить, что, может быть, «эти люди» все-таки в чем-то виноваты, а ты не такой, и с тобой этого не произойдет, – размышлял об этом И. С. Кон.

Безусловно, проработки оказали негативное деформирующее воздействие. Стоит обратить внимание на разрыв коммуникативных связей даже между некоторыми учителями и учениками. Например, М. Н. Тихомиров даже спустя много лет не сумел простить своего ученика А. М. Сахарова за то, что тот критиковал его в ходе антикосмополитической кампании. А. И. Неусыхин не смог вынести «предательства» своего ученика В. В. Дорошенко, который выступил против своего учителя.

Но были и другие последствия. Так, благодаря тому что кампании показали важную роль историографических исследований в контроле за исторической наукой и идеологической борьбе с буржуазной наукой, были брошены серьезные ресурсы на развитие историографии как особого направления исследований. Спустя некоторое время это станет предпосылкой для расцвета историографических исследований в СССР. Самое серьезное внимание было уделено и изучению истории советского общества. Для этого была создана необходимая инфраструктура и мобилизованы серьезные ресурсы.

Было и еще одно, возможно, главное последствие. Дело в том, что многие жертвы или свидетели (например, Е. Н. Городецкий, А. М. Некрич, А. Я. Гуревич и т. д.) послевоенных идеологических погромов, подвергшиеся проработкам, превращались не в деморализованных жертв, а начинали, исходя из полученного опыта, по-новому оценивать окружающую реальность. Многие именно после проработок разочаровались если не в советском строе, то, во всяком случае, в сталинском режиме. Во время послевоенных кампаний советская система отчетливо показала, что для нее нет неприкосновенных, а старые заслуги не учитываются. Абсурдность обвинений по отношению к абсолютно лояльным к режиму ученым шокировала. Естественно, что прошедшие события заронили в души этих людей не только страх, но и желание изменить систему, сделать ее более предсказуемой и безопасной. Именно они станут опорой последовавшей относительной либерализации строя после смерти Сталина.

СИДОРОВ VS МИНЦ

В научном сообществе традиционно существуют разные группы ученых: школы, направления, сторонники разных концепций, даже представители разных университетов и институтов. Между ними нередко идет борьба за доминирование их научной (или квазинаучной) концепции, престиж в обществе, за молодых сторонников, то есть за то, что в науковедении получило название «символический капитал». В советском обществе такая, в общем-то, нормальная борьба осложнялась регулярным вмешательством партийных властей. И слишком часто победа определялась не качеством и активностью научной и педагогической работы, а поддержкой властей. В середине XX века в условиях непрекращающихся идеологических кампаний слишком сильным был соблазн устранить конкурента, обвинив его в антипатриотизме, идеологических ошибках и т. д.

Советская партноменклатура эпохи «позднего сталинизма» рассматривала кампании как форму контроля и управления. В то же время важная черта кампаний – их относительная автономия от инициаторов. Если концепцию разрабатывали на самом верху, то прохождение кампаний зависело от конкретных условий, в которых они проходили. Личные отношения, борьба групп ученых, а не только прямые указания контролирующих органов зачастую становились основным двигателем происходившего. Кампании использовались как повод и средство устранить конкурентов в борьбе за административное и научное влияние. Классическим примером такой борьбы стал разгром А. Л. Сидоровым и его сторонниками «группы И. И. Минца».