Полезное прошлое. История в сталинском СССР

Справедливости ради заметим, что в самой статье Минца всячески выпячивалось значение работ Ленина и Сталина, а свои далекоидущие выводы Сидоров сделал на основе всего двух слов о работах Е. Н. Городецкого, Э. Б. Генкина, И. М. Разгона, Н. А. Корнатовского, О. А. Шекун, которыми, как написано в тексте, «положено начало» изучению советской истории. Очевидно, что для Сидорова это был лишь повод.

Известие о существовании и разгроме «группы» И. И. Минца быстро разнеслось по Москве. Публичные мероприятия с участием ее членов отменялись. Так, запланированная на 10 марта публичная лекция И. М. Разгона в Политехническом музее сначала была перенесена, а затем отменена. Уже 11 марта прошло расширенное заседание кафедр истории СССР Академии общественных наук при ЦК ВКП(б), которое продолжилось 14 и 16 марта. И. И. Минц, понимая, что сопротивление бесполезно, предусмотрительно на это мероприятие не пришел, сославшись на плохое самочувствие.

Собрание открыл директор Института истории АН СССР Б. Д. Греков. По воспоминаниям Ю. А. Полякова, особую активность в разгроме космополитов проявили М. П. Ким, А. Л. Сидоров и Д. А. Чугаев. Под огнем критики оказались Минц и «его группа», Н. Л. Рубинштейн, О. Л. Вайнштейн, Г. А. Деборин и другие историки. Выступавшие утверждали, что в работах И. И. Минца извращена история Великой Октябрьской социалистической революции, не показано ее коренное отличие от буржуазных революций, принижена роль СССР и русского народа, создателя первого в мире социалистического государства. Более того, И. И. Минцем и «его группой» якобы сознательно была сорвана работа по написанию учебника по истории СССР. «Группу Минца» обвинили в монополизации изучения и преподавания истории советского периода. Более того, по словам А. Л. Сидорова, «эта группа» сознательно тормозила становление молодых кадров специалистов по советской истории.

Не меньше, чем И. И. Минцу, досталось И. М. Разгону, который, по словам выступавших, извратил историю взаимоотношений русского народа и народов Кавказа, поскольку «представил чеченцев революционерами, а осетин – контрреволюционерами». Именно эта концепция, как утверждалось, легла в основу раскритикованной оперы Мурадели «Великая дружба». По воспоминаниям Ю. А. Полякова, И. М. Разгон просил слова, но выступить ему не дали.

15 марта в стенгазете исторического факультета «Историк-марксист» появилась статья, где звучал призыв «до конца искоренить космополитизм в исторической науке – Минца, Разгона, Городецкого, Верховеня и др.». Среди материалов этого своеобразного спецвыпуска газеты можно было найти статью аспиранта Минца А. С. Кара-Мурзы под названием «А король-то голый». В ней

убедительно показывалось, что академик попросту самозванец, а как научный руководитель выше двойки не тянет. Аспирантом он не руководил, а когда руководил, то лучше бы не руководил, ибо пытался направить по ложному пути.

17 марта Городецкий читал в МГУ лекцию. На лекции присутствовал С. С. Дмитриев, который описал ее в своем дневнике. Первое, что бросилось Дмитриеву в глаза, это то, что Е. Н. Городецкий страшно похудел. Он понимал опасность своего положения, поэтому нервничал. После лекции к нему пришло две записки. В одной был вопрос: согласен ли он с М. В. Нечкиной в том, что либерализм никогда не был прогрессивен в истории России. Е. Н. Городецкий ответил, что согласен. Второй вопрос носил явно провокационный характер: «Как быть с курсом ваших лекций, что нужно исправить в связи со вскрытием космополитических извращений?» Е. Н. Городецкий вынужден был идти по проверенному пути – соглашаться с критикой. «В моих лекциях, изданных в ВПШ, есть крупные ошибки. Я их подвергну критике. В настоящей лекции плохо, что не дана связь между русской культурой и развитием культуры других народов России», – ответил в духе самокритики лектор. В тот же день на закрытом партийном собрании исторического факультета была принята резолюция, в которой говорилось, что «наиболее ярким проявлением антипатриотической деятельности на истфаке является деятельность академика Минца и его группы (Минц, Разгон, Городецкий)».

Несколько иначе обстановку, сложившуюся вокруг Е. Н. Городецкого, описывал спустя много лет ученик Ефима Наумовича, тогда староста группы истфака МГУ В. С. Лельчук. Он вспоминал об одной из лекций историка: