Поляк

– Ваш учитель – Фредерик Шопен – оставил Польшу и больше туда не вернулся. Вы могли бы поступить как он.

– Да, я мог бы распрощаться с Польшей, купить квартиру в Вальдемоссе и ждать какой-нибудь француженки, какой-нибудь Жорж Санд, уставшей от французских мужчин с их грубым обращением и захотевшей подарить любовь мягкосердечному поляку. Или купить квартиру в Барселоне. Но поскольку это усложнит вам жизнь, я этого не делаю. Ведь усложнит?

Именно, именно так! Ей, безусловно, усложнит жизнь, если этот мужчина будет маячить у ее порога, отбрасывая на Беатрис свою тень.

– Согласна. Поселиться в Барселоне было бы плохой идеей. Для меня – а для вас, возможно, еще хуже.

Но почему он заговорил о Жорж Санд? Что бы ни имелось в виду, эта мысль ей неприятна: быть его иностранной любовницей, сиделкой на полставки.

Они добираются до гребня холма. Там останавливаются, разглядывая береговую линию. Влюбленные непременно обнялись бы. Или начали бы целоваться. Но это не для них.

– Как насчет вечера? – спрашивает она. – Хотите куда-то пойти или я сама приготовлю ужин? В Сольере есть парочка неплохих ресторанов. Или можем отъехать подальше.

– Эта женщина… Лорета – она не готовит?

– Лорета приходит не каждый день. К тому же ее рабочий день заканчивается в три. Если мы хотим, чтобы она вернулась вечером, нужно специально договариваться.

– Сегодня я хотел бы остаться, а завтра поведу вас в ресторан. Но сегодня мы останемся, и я помогу вам с готовкой.

– Очень хорошо, остаемся. Я готовлю, но вы мне не помогаете. – Перед мысленным взором Беатрис встает видение: поляк спотыкливо шарахается по кухне, все опрокидывает, путается под ногами. – Я готовлю, а вы пока отдохните. – Все равно что разговаривать с ребенком.

21

На ужин она готовит омлет с зеленью из своего сада и салат. Она полна решимости ничего не усложнять. Если мужчине не хватит, всегда есть хлеб.

В Сольере у них неплохой винный погреб. Пополнением погреба занимается муж. Она пьет немного; поляк побольше.

– У меня есть для вас подарок, – говорит поляк.

Она развязывает ленту, открывает коробочку. Внутри лежит что-то, напоминающее сосновую шишку.

– Это роза, – объясняет он.

Это действительно роза, очень изящно вырезанная из какой-то светлой древесины.

– Очень красиво, – говорит Беатрис.

– Она из дома Шопенов, родителей Фредерика. В Польше есть такой народный промысел. В основном из дерева вырезают алтари. Но родители Фредерика не были религиозными, поэтому ее держали в доме для украшения, вместе с другими цветами. В те времена она была расписана, но за двести лет краска стерлась, и, на мой взгляд, голое дерево смотрится лучше. Не знаю, как оно называется по-английски, по-польски это s'wierk[10].

Значит, ей предстоит стать хранительницей реликвии святого Шопена. Подходит ли она для этой роли, если не верит не только в Шопена, но и в Бога?

– Спасибо, Витольд, – говорит она. – Это прекрасно. Я буду ее беречь. А сейчас хочу пожелать вам спокойной ночи. Я рано ложусь. Это не очень по-испански, но ничего не поделаешь. Боюсь, вам тоже придется уйти. Я должна запереть дом – я не усну, если дом не заперт, – но оставлю снаружи свет. Спокойной ночи. – Она подставляет щеку для поцелуя. – Приятных снов.

22

Обычно она засыпает сразу. Но не сегодня. Не ошиблась ли она, пригласив его в Сольер? «Я хочу жить с вами бок о бок, как две стиснутые руки. И в следующей жизни». Что за сентиментальный бред! «Вы приносите мне мир». А еще эта роза из дома его героя. «Для вас»! Это шутка?

Перед ней зияет пропасть предстоящей недели. Как они проведут это время? Будут гулять? Вести идиотские разговоры? Посещать пляжи и рестораны? Как долго они смогут выносить эту рутину – два воспитанных, вежливых, нормальных человека, – пока один из них не сорвется? И это вы называете отпуском?

Чего хочет этот мужчина? Чего хочет она, Беатрис?

23

Сейчас день. Они уже позавтракали.

– Хочу кое-что вам показать, – говорит она и отводит его в одну из задних комнат, где, сколько Беатрис себя помнит, стоит пианино, накрытое чехлом от пыли.

Она снимает чехол.

– Взгляните, – говорит она. – Оно безнадежно?

Поляк пожимает плечами.

– Оно старое, испанское, – говорит он. – Испанские пианино не лучшие на свете. – Он играет гамму. Клавиши жесткие и вязкие, молоточек отсутствует, струны расстроены. – У вас есть инструменты?

– Для настройки? Нет.

– Обычные, для автомобиля.

Она показывает ему ящик с инструментами в гараже. Он выбирает гаечный ключ и плоскогубцы и час возится с пианино. Затем садится и играет простую пьеску, которая звучит причудливо из-за щелчков отсутствующего молоточка.

– Простите, что не могу предложить вам ничего лучшего, – говорит она.

– Помните Орфея? У него не было пианино, только арфа, весьма примитивная, но звери приходили его послушать: лев, тигр, лошадь, корова, все они. Конгресс мира.

Орфей. Значит, теперь он Орфей.

24

Они едут в порт и пьют кофе на террасе над гаванью. Она расспрашивает его, как он провел время в Вальдемоссе.

– Зрители были восприимчивы? Оценили ваше исполнение?