Поляк

Простыня, или ложе, как в греческом мифе, – кровать, на которой твои конечности дробят до тех пор, пока не начнешь соответствовать чужому представлению.

Это же можно отнести и к поляку. С его несуразно длинными ногами и большими руками он также корчится и извивается на подобном ложе.

45

За те дни, что остаются до вылета в Барселону, у нее еще есть время, чтобы привести мысли в порядок, придумать заново историю, которую она собирается рассказывать самой себе и которая станет ее историей. Это была короткая связь, решает Беатрис. Интрижка с заезжим музыкантом (она использует английское слово: «fling»), не без приятности, но теперь все кончено. Если проницательная Маргарита ее заподозрит («У тебя кто-то был! Я же вижу!»), она не станет отпираться. «Это тот польский пианист, которого ты пригласила в Барселону, помнишь? Он выступал на шопеновском фестивале. Он свободен, я свободна, мы провели вместе несколько дней. Ничего серьезного. Уверена, для него это не впервой».

Она готова допустить, что ее история будет неполной и в некоторых аспектах недостоверной. Но, заглянув к себе в душу, не находит никакого темного осадка: ни сожалений, ни печали, ни тоски – ничего, что омрачило бы будущее.

Ничего серьезного. Можно ли считать любовь состоянием нашего ума или нашего бытия, явлением, образом, неумолимо отступающим в прошлое, на задворки истории, даже стоя у нас перед глазами? Поляк любил ее, по-настоящему – и, вероятно, любит до сих пор, – но он и сам пережиток истории, эпохи, когда, чтобы воплотить желание в реальность, его требовалось разбавить капелькой недоступности. При чем тут Беатрис, его возлюбленная? Уж ее-то никак нельзя назвать недоступной. Напротив, слишком доступной. «Приходи навестить меня в моем доме. Приходи навестить меня в моей постели». И если в самом конце ей удалось избавиться от клейма легкодоступной женщины, то лишь благодаря тому, что она дала отставку поляку, который, несомненно, в эту самую минуту сочиняет собственную историю о жестокой испанской любовнице, оставившей на сердце шрам, который будет не так-то легко залечить.

Часть четвертая

1

Какое-то время по возвращении в Барселону она продолжает пребывать в состоянии легкого шока. Ее удивляет, что происшедшее на Майорке оставило такой длинный след, – словно бомба, которая взорвалась, не причинив вреда, но тем не менее крепко тебя оглушила.

Состояние шока не мешает Беатрис вернуться к активной деятельности. Ее выбрали в комитет по финансированию подающих надежды молодых музыкантов; она часами не отходит от телефона. А еще остается Концертный Круг, сокращающийся по мере того, как завсегдатаи стареют или впадают в дряхлость. Томас Лесински умер; его жена Эстер собирается переехать к дочери во Францию. Грант, который Круг получает от города, вот-вот урежут наполовину («финансовые трудности»): им придется сократить количество концертов с десяти до шести в год.

По поляку она не скучает, ни в коей мере. Он пишет ей. Она стирает его письма, не читая.

2

В октябре 2019 года, когда она заходит в концертный зал Момпоу, секретарша говорит ей, что кто-то из Германии разыскивает ее по телефону.

– Это насчет музыканта, который когда-то здесь играл, фамилию я не расслышала, но похожа на русскую. Та женщина оставила номер.

Беатрис звонит и слышит записанное сообщение по-немецки. Она оставляет по-английски свое имя.

Ей перезванивают.

– Это Эва Рейхарт, дочь Витольда Вальчукевича, он умер, возможно, вы слышали?

– Нет, не слышала. Какая жалость. Примите мои соболезнования.

– Он долго болел.

– Я ничего об этом не знала. Боюсь, какое-то время назад я потеряла связь с вашим отцом. Его не забудут. Он был великим пианистом.

– Да. Он кое-что для вас оставил.

– О! Что именно?

– Я не видела. Вещи все еще в Варшаве, в его квартире. Вы там бывали?

– Я никогда не была в Варшаве, миссис Рейхарт, Ева. Я никогда не была в Польше. Вы уверены, что вам нужна именно я?

– Я звонила по этому номеру, а теперь вы мне перезвонили – значит, это вы, разве нет?

– Понимаю. Вы не могли бы переслать мне эти вещи?

– Я в Берлине и не могу ничего переслать. Я дам вам имя его соседки в Варшаве, договаривайтесь с нею. Ее зовут пани Яблонская, она давняя приятельница отца. Вещи для вас она сложила в коробку и надписала ваше имя. Вам следует поторопиться. Мне осталось только получить документы от нотариуса, и я продаю квартиру. Не знаю, возможно, все это не слишком важно для вас, решайте сами. Но повторяю, пожалуйста, вам лучше поторопиться. В Варшаве есть wohltätige Organisation[14], не знаю, как сказать по-английски: я договорилась, что они вывезут вещи из квартиры и уберутся там, они таким занимаются. Поэтому, если вам нужны эти вещи, свяжитесь с пани Яблонской.

Она диктует варшавский адрес и номер телефона.

– Спасибо. Я свяжусь с пани Яблонской и посмотрю, что можно сделать. Вы не знаете, что это может быть?

– Не знаю. Отец не делился со мной своими тайнами. Пани Яблонская не говорит по-английски, поэтому, когда будете звонить, вам потребуется переводчик.