Поляки и финны в российской науке второй половины XIX в.: «другой» сквозь призму идентичности

Комплекс особенностей польского нрава, вполне сложившийся к XVIII в., в эпоху Просвещения казалось важным соотнести с уже обнаруженными типичными свойствами древних славян. Критерии этого сопоставления также были намечены, но особое внимание было уделено истории права или «юридического быта», как именовали в XVIII–XIX вв. совокупность правовых институтов, норм и общественного устройства в целом. Политический строй и право являлись в эту эпоху критерием для определения уровня развития народа, степени его цивилизованности. На примере поляков такую концепцию развивал Ж.-Ж. Руссо в работе «Соображения об образе правления в Польше». Он сравнивал их с другими европейскими народами, между которыми, как он полагал, не осталось отличий, поскольку все они находятся на таком этапе развития цивилизации, когда прежние архаические правовые нормы, обычаи, манеры и вкусы, в которых и коренятся национальные отличия, уже отмерли[943]. Полякам же удалось их сохранить в той преобразованной форме, которая воплощена в их политическом строе – шляхетской демократии. Именно этот элемент самобытности Руссо и призывал поляков беречь и развивать – посредством просвещения нации. Нравы и закон философ трактовал как взаимообусловленные факторы, что позволяло ему делать выводы и о нраве народа. Они имели важные методологические последствия для историков эпохи романтизма: так называемый «общественный быт» представлялся им следствием врожденных свойств (свободолюбия) и способности народа к внутренней самоорганизации.

Поляки как славяне в различных концепциях польской национальной истории. Эти и другие суждения о нравах славянских племен в прошлом придавали весомость и аргументированность размышлениям об истоках общественно-политического кризиса и направлениях преобразований в польской общественной мысли эпохи Просвещения. Польские философы и политические деятели интересовались славянской историей в контексте определения начал польской самобытности. Черты славянского нрава не только стремились обнаружить в польском характере, но и связать его национальное своеобразие именно со славянским происхождением. Сам способ обоснования этой связи был вполне традиционным. Еще в XVI в. польский историк М. Вельский утверждал, что «именно мы и есть сарматы… и поэтому все то, что о сарматах писали, правильно считать написанным о предках наших»[944]; теперь в этой формуле произошла замена: место сарматов заняли славяне. В принципе, черты древних славян (в образах жестокого воина и «кроткого» пахаря) при желании можно было легко обнаружить не только в национальных свойствах в целом, но и в польской шляхте: это облегчалось детально разработанными в сарматской идеологии образцами «истинного сармата-шляхтича», функционировавшими в двух ипостасях – рыцаря-воина и помещика-земледельца[945].

Польские просветители формировали свой, польский вариант так наз. «характерологии» – учения о национальных характерах. Детальная разработка комплекса черт польского народа, отождествлявшегося с народом политическим – т. е. с польской шляхтой, также продолжала сарматские традиции: критика шляхетских нравов стала важнейшей приметой общественной жизни и литературы начиная с XVII в. В центре внимания находилось соотношение между нравом и общественным устройством, поэтому вопрос об упадке польского государства трактовался в контексте рассуждений о традиционности, органичности политического строя. Перечень негативных черт поляков как славян был дополнен, акцент перенесен на социальные пороки шляхты (извращенное понимание свободы, диктат единственного сословия, магнатский эгоизм). Правда, в отличие от предшественников, просветители полагали, что эти свойства не являются врожденными, а представляют собой результат совокупности исторических обстоятельств, и в зависимости от них актуализируются то достоинства, то недостатки народа. Тогда же получила продолжение, но в рамках исторического обоснования, концепция (также восходящая к XVII веку) об «испорченности» магнатерии, т. е. лишь верхушки, а не всего шляхетского сословия. Идеологи предложили просвещенческий способ преодоления недостатков – новые принципы воспитания и образования юношества, реформы государственного строя[946].