Поляки в Сибири в конце XIX – первой четверти XX века: историографические традиции, новые направления и перспективы исследований

Наиболее изучены польская профессура Казанского и Петербургского университетов [1; 2; 3; 4]. И гораздо меньше внимания уделено студентам польского происхождения. Это связано как с небольшой долей поляков среди российского студенчества, так и с проблемами идентификации и вычленения польского контингента. Например, по данным сибирского исследователя Леонида Казимировича Островского, в 1912 г. в Томском университете обучался 41 студент – католик. Автор полагает, что большинство из них составляли поляки, но не поясняет, почему [5, с. 590]. Историки Казанского университета, выявляя студентов – поляков, учитывали вероисповедание, место рождения, звучание имен и фамилий, а также подчеркивали, что не все католики являются поляками, и не все поляки – католиками. Но так и не объяснили, на каком основании из студентов, закончивших Казанский университет за последние 20 лет XIX в., 95 человек были определены как поляки [6, с. 105]. Тем более, что только 49 человек из них являлись уроженцами польских и близлежащих губерний: Минской, Витебской, Виленской и Гродненской [6, с. 106]. Всех выявленных студентов-поляков они подразделили на три категории: 1) дети поляков, по разным причинам оказавшихся во внутренних губерниях Российской империи. 2) прибывшие из Варшавского университета; 3) студенты, исключенные из других учебных заведений России по политическим причинам. Первая категория оказалась самой многочисленной.

Отдельные исследования посвящены польским студентам – потомкам политических ссыльных. Как правило, историки описывают судьбы конкретных людей, подчеркивая значительное влияние этой категории студентов на общественно-политическую и научную жизнь страны [7]. Между тем, образование можно рассматривать и в качестве критерия адаптации ссыльного в новом сообществе, допуская, что чем выше и престижнее образование детей, тем лучше адаптировались их родители. Гораздо труднее определить, сохраняло ли подрастающее поколение, обучавшееся в российских учебных заведениях, национальную идентичность. Вероисповедание учащегося в данном случае не будет достаточным аргументом.

Мы обратимся к изучению первых студентов старейшего высшего учебного заведения г. Омска – Сельскохозяйственного института, открытого в 1918 г. и называвшегося в разное время так же Омским институтом сельского хозяйства и промышленности (с июля 1919 г.), Сибирской сельскохозяйственной академией (с марта 1922 г.), Сибирским институтом сельского хозяйства и лесоводства (с 1924 г.), Омским сельскохозяйственным институтом (с января 1933 г.), а ныне существующим в виде Омского государственного аграрного университета им. П. А. Столыпина. Сельскохозяйственный институт мы будем рассматривать одновременно с его предшественником – Омским средним сельскохозяйственным училищем, открытым в 1912 г. Такой подход обусловлен не только тем, что оба эти учебные заведения относились к ведомству Министерства земледелия, а также тем, что часть учащихся, закончивших курс сельскохозяйственного училища впоследствии продолжила обучение в сельскохозяйственном институте. К омским учебным заведениям Министерства земледелия принадлежала также школа молочного хозяйства 1-го разряда, существовавшая с 1911 по 1913 гг., но католиков среди её учащихся не было [8; 9; 10].

Выбор учебных заведений аграрного профиля связан с их значительной ролью в модернизационных процессах начала XX в., а также наличием в Государственном историческом архиве Омской области и Народном музее истории ОмГАУ значительного корпуса источников, характеризующих студенчество этих учебных заведений. На основе делопроизводственной документации, в том числе личных дел учащихся, мы попытаемся определить место польского элемента в студенческой среде и основные схемы внешней социально-этнической идентификации в российских учебных заведениях в период структурных изменений начала XX в.

В дореволюционной школе критерием, определяющим этническую принадлежность, являлось вероисповедание. Именно этот показатель был основным в официальных статистических обзорах, характеризующих население Российской империи, в том числе и учащихся. В 1911 г., накануне открытия среднего сельскохозяйственного училища, в Акмолинской области из 38533 учащихся 361 человек принадлежал к римско-католическому исповеданию, что составляло менее 1 % [8, с. 71]. Этот показатель практически не менялся в последующие три года, составляя в 1912 г. – 1 % (430 чел. из 42539), в 1913 г. – 1,1 % (529 чел. из 49309 чел.), в 1914 г. – 1,3 % (660 чел. из 51 520) [9, с. 70, 10, с. 82; 11, с. 68]. Лишь в 1915 г. доля католиков в среде студенчества Акмолинской области существенно увеличивается, достигнув на 1 января 1916 г. 3 % (2108 чел. из 67739), что, видимо, объясняется притоком за Урал беженцев из западных губерний Российской империи, оккупированных Германией [12, с. 70].