Поляки в Сибири в конце XIX – первой четверти XX века: историографические традиции, новые направления и перспективы исследований

Договор, заключенный с комиссаром 264-го стрелкового полка, был признан командованием советской 20-й стрелковой дивизии. Однако судьбу польской дивизии решало командование 5-й армии [23, Raport kpt. Franciszka Pokornego do Naczelnego Dowództwa W.P., Warszawa 21 IX 1920]. С огромной надеждой и – добавим – наивностью, желая выполнить 5 пункт акта о капитуляции, Роман Дыбоский целый месяц вел переговоры в Красноярске с командованием советской 5-й армии, составлявшей главные силы Красной армии в Сибири. Но в своих воспоминаниях, характеризуя положительно красноармейских командиров – выходцев из бывшей Русской императорской армии и отрицательно – комиссаров, которые «с начала мешали […], приставленные по большевистскому обычаю в качестве «ангелов-хранителей» ко всем высшим командирам, немного пишет о деталях этих переговоров [24, с. 140].

Советский плен, в который попали полковник Чума и большая часть его солдат, оказался гораздо хуже, чем можно было предположить. Советское руководство не собиралось в полной мере соблюдать пункты договора о капитуляции. На свободе остались только семьи солдат, к тому же безо всякого снабжения и провианта. Положение их было трагическим, так как советские солдаты и партизаны полностью ограбили всех солдат и гражданских. Младших офицеров отправили в лагеря для военнопленных, старших же – от капитана и выше – посадили в тюрьму. Среди них и полковника Валериана Чуму. Из рядовых, не согласившихся вступить в ряды Красной армии, сформировали рабочие отряды, которые направили на работы на угольные шахты или на исправление железнодорожной инфраструктуры [подробнее на эту тему см.: 25].

Многие не выдержали подобных условий. Среди них и капитан Ян Долинский, умерший в советской тюрьме. Главнокомандующий польскими войсками на востоке европейской части России и в Сибири полковник Чума сначала содержался в тюрьме в Красноярске, затем его переправили в Омск, а оттуда он был отправлен в Бутырскую тюрьму в Москве [25, dok. nr 237, Protokół nr 3 posiedzenia Rosyjsko-Ukraińsko-Polskiej Komisji Mieszanej ds. Repatriacji z dn. 10.05.1921 r., s. 416–420]. К сожалению, об этом периоде его жизни практически ничего не известно – полковник не оставил ни одного описания своего пребывания в тюрьме.

В соглашении о репатриации от 24 февраля 1921 г. и мирном договоре, заключенном 18 марта 1921 г. между Польшей с одной стороны и Советской Россией и Украиной – с другой, содержалось обязательство «приступить к возможно скорейшей репатриации всех находящихся в пределах их территорий заложников, гражданских пленных, интернированных, военнопленных, беженцев и эмигрантов» [26, dok. nr 31, Układ o repatriacji między Rzecząpospolitą Polską a RSFRR i USSR, z dodatkowym protokółem z dnia 24 lutego 1921 r., s. 133–148, dok. nr 34, Traktat pokoju między Polską a Rosją i Ukrainą z 18 marca 1921 r., s. 150–174]. Однако, эти постановления были выполнены не полностью. По этому соглашению были освобождены из советских тюрем и лагерей и возвратились в Польшу в 1921–1922 гг. 5,5 тысяч польских солдат. Их транспорты выезжали через Украину (Шепетовка) и Белоруссию (Столбцы), а группы беженцев пробирались через балтийские страны: Финляндию, Эстонию и Латвию.

По неизвестным причинам полковник Чума не был в числе тех, кого обменяли во время обмена военнопленными. Поэтому в сентябре 1921 г. польский charge d'affaires¹¹ Титус Филиппович в устном заявлении, сделанном наркому иностранных дел Георгию Чичерину, обратил внимание, что условия договоров выполнены не до конца, т. к. в советских лагерях и тюрьмах все еще остаются около 10 тыс. польских военнопленных и около 3 тыс. заложников и интернированных. «Среди них находятся польские должностные лица консульства: Калуга, Буковский и Ковальский, заключенные уже восемнадцать месяцев, сотрудник бывшего Польского представительства в Москве Малхом, заключенный около двух с половиной лет, а также полковник Валера [Валериан. – Прим. В. Р.] Чума, заключенный с 11.01.1920» [27, dok. nr 76, s. 190–193.].

Сейчас сложно утверждать, насколько официальное выступление польского дипломатического представителя ускорило процесс освобождения полковника Валериана Чумы. Скорее всего – весьма незначительно, поскольку в Польшу полковник вернулся только 20 января 1922 г.