Поляне

Неприятное осталось позади. Теперь Белославе казалось, что это не она, жена князя полянского, опустилась перед Императрицей и касалась губами червонного башмачка, пахнущего тонкой кожей и еще чем-то неведомым, чуждым. Если бы не суровый наказ Кия, ничто не заставило бы ее совершить подобное. Но Кий сказал: так надобно. Надобно было — вырвала из души память об отце своем Власте и о вчерашней земле своей. Теперь ее земля — на Горах, где княжит муж ее. И нет для Белославы иного повелителя. Скажи ей Кий, что надобно отсечь руку себе — отсекла бы… Нет, сама бы не сумела — попросила бы кого-нибудь. Лишь в одном ослушалась бы мужа: если бы велел хоть раз остаться в покоях другого — дескать, так надо. Тут уж… пускай бы казнил. Но какая нечистая сила навеяла такие дурные думы? Никогда ее муж, ее князь и повелитель не потребует подобного!..

Теперь неприятное было позади, и ничто не напоминало о тех мгновеньях унижения.

Императрица восседала напротив Белославы за столом, уставленным золотой в узорах посудой с невиданными плодами и сладостями, потчевала радушно и улыбалась приветливо. Невысокая и тонкая, как девчонка, она была в долгом фиолетовом одеянии, расшитом широкими золотыми узорами. Всю грудь усеяли каменья в золотых оправах, они вспыхивали звездным сиянием при каждом вздохе императрицы. Высокая золотая диадема увенчивала аккуратную головку, в черных волосах вплетены были нити жемчугов, ниспадавшие вдоль тонкой шеи до нешироких и покатых плеч.

Окружавшие ее многочисленные жены и девы в длинных светлых платьях, украшенных цветными нитями и полуприкрытых золотистой парчой и яркими плащами, со сплошь закрывающими грудь драгоценными ожерельями, со звездно-мерцающими каменьями в черных и рыжеватых приподнятых прическах — все они, одна другой ярче, краше и наряднее, — не могли, однако, затмить диво-света больших глаз Императрицы. Хотя и темные до черноты, глаза эти будто освещали из-под сросшихся бровей и ее по-детски малое личико, и все окрест.

Здесь же находились несколько знатных придворных сановников, в их числе — личный референдарий Императрицы, ведавший прошениями на ее имя, всюду предшествовавший ей силенциарий, камергеры, а также несколько евнухов — постарше и помоложе. Белослава увидела среди них и того щуплого безбородого военачальника с насмешливыми воспаленными глазами, о котором Кий сказал давеча, что славнее и разумнее его трудно сыскать мужа, хотя и борода не растет.

В глубине покоев, в полумраке поблескивали доспехи неподвижных гвардейцев. Слуги неслышно, будто души умерших, появлялись с новыми яствами и тут же исчезали.

А рядом с Белославой сидели всего лишь пятеро ее спутниц-родственниц, и никого более с их стороны стола не находилось.

Ромейский отрок-пересказчик с нежными, как у девы, щеками, не поднимая долгих прямых ресниц, похожих на малые черные стрелы, бойко и смышлено помогал разговору: Императрица не понимала антской речи, а полянская княгиня не владела ни греческим, ни латынью.

Вот хозяйка сказала что-то немногословно, не переставая улыбаться и выразительно указав своими черными глазищами на одно из блюд, — пересказчик тут же повторил по-антски:

— Очень прошу дорогую гостью отведать этих плодов.

Белослава отведала — и впрямь сладость необычная.

Императрица и себе взяла такой же плод из того же блюда, надкусила ровными зубками и по-свойски подмигнула. И не требовалось тут никакого пересказчика — Белослава уразумела. Мол, ведь правда вкусно? Только мы, жены, знаем толк в сладости. А мужи — что они в этом смыслят? Даже жаль их, бедняжек…

И снова нечистая сила навеяла дурные думы. Подумалось, что посиди ее Кий раз-другой вот так за одним столом супротив этой неотразимой красавицы, — не утерпит, позабудет и Белославу, и Всемилу, и всех полян, и Горы, и Днепр… Собралась с духом, отогнала прочь дурную думу. И не заметила, что при том чуть нахмурилась. А Императрица все примечала тотчас. И отрок-пересказчик повторил по-антски ее вопрос:

— Чем озабочена дорогая гостья моя? Не смогу ли помочь?

Белослава улыбнулась принужденно, молча покачала головой: нет-нет, все хорошо, даже очень! И подумала: даже слишком…

Сидевшая рядом с Императрицей дородная жена с надменно приспущенным уголком небольшого рта, с серо-зелеными глазами под аккуратными бровками на круглом белом лице, что-то зашептала своей владычице. Та же в ответ лишь забавно выпятила нижнюю губу, то ли соглашаясь, то ли нет. Затем повела долгую речь, время от времени останавливаясь, чтобы отрок успел пересказать.

— Мы заметили, — говорила она, — что наши дорогие гости очень красиво и со вкусом одеты. И заметили также, что они с интересом глядят на наши наряды. Нам приятно такое внимание…

А наряды наши, — продолжала она, — сшиты из разных тканей, своих и привозных. Особо приятны для тела и для глаз ткани шелковые. Прежде мы не имели своего шелка, его к нам привозили из далекой восточной империи, где у всех людей желтая кожа и всегда смеющиеся глаза, даже если те люди горюют…