Полярник

— И, позвольте мне узнать, по какой же причине? — мгновенно закипел я, но пар пока не выпустил, то есть, пытался взять себя в руки.

— Они говорят, сегодня в таможне выходной, завтра будет работать. Завтра можно будет уехать, — проговорил не очень уверенно агент. Слышно его было плохо, потому что кодла в гольфиках немилосердно галдела.

— Закройте рты, вы, якудзы! — гаркнул я, добившись тишины на несколько секунд. Толпа поняла только последнее слово, но оно им, видимо не понравилось, потому что они выстроились свиньей и начали оттеснять меня от машины с моим чемоданом.

— Так скажите им, что я согласен ждать до завтра! — прокричал я, упираясь.

— Нельзя! У Вас разрешение оставаться в Японии только вместе с судном! — парировал агент.

— Но пароход через два часа уйдет! Что делать?

— Придется ждать до следующего раза! — агент обреченно развел руками.

Я перешел на русский язык.

— Ах вы, сукины дети, японские городовые! В чем же моя вина?

Наседающие на меня осколки самураев зло сопели, пытаясь вытолкнуть меня в сторону парохода. По их логике мне нельзя было пребывать в Японии, а чемодану моему можно! Агент кричал свои извинения и вовсю намеревался уехать. Вместе с моим багажом.

Я резко подался назад, потом вбок и с криком: «Банзай!» в два прыжка добрался до машины, открыл дверь и вытащил свою кладь.

Люди в гольфиках тут же бросились на меня, хватаясь за ручку моего боевого чемодана. Что им нужно было? Это меня уже не интересовало. Я костяшками пальцев ударил по ближайшей руке на моей собственности. Рука резко одернулась и заорала нечеловеческим голосом. В это время я придал своему багажу ускорение, каким промышляют на легкоатлетических соревнованиях метатели молота. Японцы, что поближе, повалились, как кегли. Другие стали жалить меня дубинками.

Агент от греха подальше с визгом рванулся вдаль, только следы от покрышек на асфальте остались. Я, вращаясь, отступал к пароходу. Как только голова не закружилась от таких фуэте? Хорошо, что чемоданная ручка выдерживала и не отпускала чемодан нелегально улететь в Японию. А тут и подмога подоспела.

С криками: «Мочи козлов!» на нас набежала наша судовая братва: старпом, электромеханик, филиппинские палубные матросы. Японцы сразу же выстроились в колонну и умчались на проходную, где злобно затаились, высматривая новую добычу.

— Что, мне опять на это корыто? — застонал я.

Старпом только похлопал меня по плечу, Витя приобнял за талию и поволок по направлению к трапу. Кто-то из матросов тащил мой чемодан.

Пока я приходил в себя от такой подлой провокации, капитан в испуге, что нужно будет что-нибудь предпринимать, без промедления ушел, а, точнее, убежал в запой.

Мы опять поехали в Китай.

Каюта, предоставленная мне в распоряжение, была по соседству с судовой амбулаторией. Давно прошли те времена, когда в судовых ролях значился врач. Сократили его одним из первых, как ненужного и вредного элемента. Но специальная каюта на пароходе в наличии быть должна. Шкафы с медикаментами, особая кровать — каталка, изолированная сточная система — все это было в готовности, но использовалось, к счастью крайне редко. Еще одним ее достоинством было то, что она располагалась в уединенном коридорчике. А мое новое пристанище — поодаль. Стало быть, атмосфера окрест была спокойная, без лишнего топота и хлопания дверей. Первый день после фальстарта дембеля я отсыпался в тишине. Спал почти сутки, пропуская убогие приемы пищи. Меня никто не беспокоил, телефон не звонил. Это было неожиданно. Когда я впервые вышел из добровольного заточения, оказалось, что стоит глубокая ночь: в иллюминатор, плотно закрытый шторами, я как-то не выглядывал. Организм требовал еды. Доброй еды здесь не бывало, поэтому я довольствовался сыром, одиноко томившемся в холодильнике, с пресным китайским хлебом. Провизионки (там, где хранились запасы еды), как то водится, были на замках. Чтобы особо голодный моряк не залез и не причинил урон политике экономии.

Сыра мне явно не хватало. Но зато я помнил, где хранится ключ, подходивший ко всем замкам, который прежний старпом носил на шее, как Буратино. Теперь же ключ валялся в одном из ящиков стола судового офиса. Я случайно углядел, как нынешний чиф легкомысленно его туда зашвырнул.

Поживился я чем попало, предполагая на сутки до следующего ночного набега. Идея не ходить на всякие там завтраки — обеды — ужины представилась мне вполне соблазнительной.

Никем не замеченный, я так и добрался до каюты. Проходя мимо амбулатории, вспомнил, как всего однажды за всю мою практику, нас, членов экипажа, по очереди пытали в подобной каюте на предмет обнаружения в крови наркотиков, или на худой конец алкоголя.

То ли эта мера была показательная, то ли кто-то настучал именно на наш пароход, но редкий факт медицинского измывательства имел место. Пришли мы тогда в один из пригородов Роттердама, флаг, под которым мы тогда трудились, тоже был голландский.

* * *