Русские мужики были крепче камня. Они ладили пасти и ловили рыбу. На стойбище невода не было. Рыбу добывали пущальнями - короткими сетками. Агаппий и Матвей распустили на нитки кули и связали невод. Вязать помогал и дед, и отец, и брат матери.
Рыбы добывали много. Не успевали вешала ставить, чтобы вялить ее. В чумах пахло вкусным рыбьим жиром. Мужики и вялили рыбу, и коптили, и в яму закладывали - квасить для привады. У готовых уже пастей выкладывали рыбу: приучали песцовые выводки возле ловушек держаться.
Нганасаны работали меньше, чем русские, а с ног валились. Молчаливый Мотька распустил между делом плавниковые бревна на доски и играючи сделал лодочки - ветки.
Когда выпал снег, дикий пошел обратно, к лесу. Надо было и людям идти вслед дикому.
- Ну, с богом, - говорил Агаппий, помогая собирать аргиш, усаживая поудобнее в санки бабку с дедом, ребятишек. Чумы были сложены, еда увязана на многих грузовых нартах. Подаренные Матвеем ветки везли на отдельных больших санях. На стойбище остался только новый чум - жилье Матвея и Агаппия. Нюки - покрышки для чума - им сделали женщины. Чум поставили перед самым отъездом. Теперь русские останутся одни. Они будут ловить песца. Оружия у них - два топора да берданка с двумя патронами.
- Вместе поедем, - убеждал дед.
- Нет, родимец, - возражал Агаппий, - дома-то семья ждет. Не промыслю - голодом мои насидятся... Ты не забудь,- в который раз повторял он, - к нам торговых людей пришли. Как зима через середку перейдет, так и посылай. Спроси там у долган, когда, мол, март будет. Тогда и посылай...
Март наступил нескоро. Нялымтыси давно уже договорился с Иннокен-тием Поротовым, торговым долганом, о поездке.
- Ну а если их там не будет? - спросил Иннокентий. - Зря оленей своих гонять буду?
- Я тебе своих оленей отдам, - угрюмо сказал Нялымтыси...
Дым они увидали издалека. Мужики были живы. Первым выбежал Агаппий, за ним - Матвей.
- Нялымка, родимый ты мой,- хлопотал Агаппий в чуме, угощая приезжих мясом и рыбой, - вот удружил! Век помнить будем.
Собрались в один день. Агаппий отсчитал песцов торговому человеку - плату за провоз до станка Дудинка. Дорогой груз промышленников повезли на санях. Песцов добыли много - стоило сидеть всю зиму в тундре. Чум сложили аккуратно, Агаппий велел женщинам спасибо передать.
Вместе ехали до долганского станка Аксеново. Оттуда - каждый к себе: Агаппий с Мотькой - в Дудинку, Нялымтыси - к себе на стойбище, на реку Абаму.
- Спаси тебя Христос, - сказал Агаппий, обнял парня и три раза поцеловал его в щеки. Колючая бородища заставила нганасана поежиться. - Чем тебя благодарить и не знаю. Вот, бери, однако.
Мужик протянул Нялымтыси берданку - длинный сверток в промасленной гусиным жиром шкуре.
Нялымтыси не поверил. Голова парня кружилась. Сердце било изнутри, словно грудь разорвать хотело. Нялымтыси смотрел в серые глаза Агаппия, и ему казалось, что он глядит в небо.
- Ну ты что, дураша, - сказал Агаппий хрипло. - Чего уж тут... Бери вот... Ну бывай, что ли.
- Поспешай, Агашка, будет валандаться, - пробасил Матвей, с нарты наблюдая эту картину.
- Ну бывай,- еще раз сказал Агаппий, потер лицо закостенелой ладонью, шумно сморкнулся и сунул Нялымтыси берданку в руки.
Нялымтыси казалось, что он уже плывет в небе, которому нет конца. Глаза смотрели вверх, в синеву. Песня уже вырвалась из груди. Она еще не имела слов и только заставляла горло парня звенеть переливами. Парень знал - слова придут. Скоро придут. Это будут особенные слова, которые не забудутся, как слова обычной песни. Парень знал, что эти слова будут жить в нем вечно и будут приходить, если ему суждено еще испытать счастье.
И вот пришли первые слова:
- И-и-э-эх, Моу-нями имидима (Земля-мать - мать матери моей)! Смотри на сына вышедших когда-то из оленьей шкуры! Кто я, ходящий по земле? Твоим детям родня, всемогущим небожителям. Разве слабый сломает руками гору? Разве слабый пробьет камень рукой? Разве можно убить взглядом сильного? Сильный не тот, на ком мяса много. Сильный тот, кого не достать. Дямада - медведь сильный мясом своим. Но сильнее дямада орел - лынхы будет. Сильнее дямада кула - ворон будет. Сильнее его ловящий пестрых мышей лунь будет. Все они едят дямада - медведя тело, когда душа из него в Бодырбо-Моу (Земля Мертвых) уходит. Но не может их, крылатых, съесть могучий дямада - медведь. И человек не может поразить их, недоступных. Я теперь равен нгуро (небожителям). Я теперь могу посылать сильных в Бодырбо-Моу (Земля Мертвых). Вот рука моя, вот берданка - койко (идол). Священное Живое - это. Это - сила и чудо, а я повелевающий этим. Имя ему "берданка". Бер-дан-ка - так называет себя священное Живое.