Полярный круг. Выпуск 2

Над тундрой летит ветер, который мы так же мало замечаем, как бег времени. Только в иные моменты это время вдруг становится настолько осязаемым, что его можно даже потрогать, как этот телевизор, к которому внук Варючи конструирует какую-то немыслимо сложную антенну, чтобы, как объясняет он, можно было смотреть Москву.

Минус десять на каждого (Мир (Мироедов) Анатолий Владимирович)

Родился в 1936 г. Корреспондент районной газеты Чукотского национального округа. Автор нескольких рассказов и повестей. Работает над романами "Зеленый ежик" - о золотодобытчиках Заполярья и "Виток спирали" - о зарождении цивилизации на Земле. Живет в г. Певеке Магаданской области.

Тетрадь, найденная на зимнике

Ребята поработали хорошо, хоть и остались без инженера - у него двусторонняя пневмония. Но Игнат Запорожец бригадирствует второй десяток лет, для него закончить объект и без инженера не сложно - опытный монтажник. Приемщики довольны, а угодить заказчику не просто. На сдали, еще одна "полярка" выпустит в эфир свои позывные.

Теперь перебираемся на другое место, на новый объект.

До Иичуна шли хорошо - в среднем двадцать в час получалось, а потом десятичасовая остановка из-за низовой метели. Нам повезло в какой-то мере, что метель застала нас возле охотничьей хижины: полудомик, полуземлянка, сложена из гладких камней вроде морской гальки, увеличенной в несколько раз. Стены и потолок, сделанные из плавника, черные от копоти. Ребята называют хижину Егоровой будкой - то ли был такой охотник, то ли до сих пор он жив и здоров, кто знает? А хижиной пользуются все - и охотники, и рыбаки, и землепроходцы вроде нас. Костер разожгли из плавника, припасенного кем-то в темном углу. Уходя, мы оставили, завернув в кусок полиэтиленовой пленки, нераспечатанную пачку соли и несколько коробок спичек, - поделились, чем могли. А после метели дорога пропала, вдобавок ударил мороз под пятьдесят. Всего нас шесть человек. У нас две машины "Урал" с оборудованием и "ЗИЛ". Хотя все распадки забиты снегом глубиной до трех-четырех метров, все же решили идти.

Идем по льду - по нашим прикидкам на гладкой поверхности снега меньше. Но лед в основном торосистый с длинными и широкими снеговыми языками, иногда пускаем в ход лопаты. До берега всего восемь километров, шли шесть часов. Позади нас остался настоящий тоннель.

Снеговые переметы попадаются гораздо чаще, чем обычно бывают на морском льду. Впрочем, осень была холодная, море штормило до самого становления льда, вот и застыло студеное неровно, словно в движении схвачены волны неожиданно павшей стужей.

Продукты кончились: предполагали к вечеру быть дома. В Егоровой будке съели последние консервы и хлеб. И курить у ребят нечего. Мне легче, я как-то к этому равнодушно отношусь: есть - закурю, нет - могу месяц не вспомнить. Как же я мог забыть великую истину: собираешься в тундру на день - готовься на неделю!

Заменил за рулем Антона. Двести-триста метров машина идет нормально, с разгончиком, бывает, и четвертую передачу врубишь, а потом снова снеговой пирог, сбрасываешь давление в шинах, и раз-два, вперед-назад, полсотни качков. А в среднем за час три-четыре километра получается.

Справа появились сопки, очертания их еще не четки, как на проявляемой фотографии в кювете, а краски уже неправдоподобно ярки, словно на картинах Рокуэлла Кента. Пока своими глазами не увидел такие краски, весьма критически смотрел на его картины, теперь Кент - мой любимый художник.

Снова за рулем Антон. Отдохнул, больше не поминает бога и богородицу, но и не поет, как обычно. Впереди маячит темное пятно, но здешние просторы обманчивы: то ли что-то крупное, но далеко, то ли поблизости какая-то мелочь лежит вроде брошенного ската. Ползем еле-еле, никак до него не доберемся. Постепенно пятно увеличивается, вот уже видно, что это яранга. От нее отделилось с десяток темных комков: покатились навстречу собаки, чукотские ездовые собаки. Окружили машины, словно конвоем сопровождают к яранге. Вышел человек в кухлянке, крикнул на мохнатых собак (весьма кстати, а то и дверцу боязно открыть). Поздоровались. Русский парень, светлая курчавая бородка, синие глаза, русые пышные волосы, без шапки, только широкий капюшон кухлянки наброшен на непослушные пряди. А напоминал он собой тех лихих купцов, что пробирались в эти суровые края в поисках собственной выгоды и для славы земли Русской.

Мы отказались от приглашения отдохнуть на шкурах в яранге. Синеглазый принес вяленой оленины, сушеной рыбы, две пачки махорки. Мои, понятно, сразу на нее набросились, закурили, поднесли и мне здоровенную "козью ногу":

- Пожалуйте бронебойно-термоядерную, от одной затяжки под коленками тенькает.