- Ну на что тебе столько денег? - выговаривал он молодому кочегару, который смущенно переминался с ноги на ногу перед капитаном. - Пойдешь на берег, прогуляешь. У тебя мать-старушка в деревне живет. Давно ей ты денег не высылал? Ну вот то-то... Нехорошо старых родителей забывать. Сколько здоровья, сколько бессонных ночей тебе отдала. Видно, совесть есть в тебе - вон как покраснел. Ну давай договоримся так: я разрешу выдать тебе аванс в счет зарплаты, а ты дай мне адрес матери, и я ей эти деньги сам переведу. А на руки не дам - с дружками прогуляешь.
Как-то уже после войны при встрече с Ворониным я поинтересовался у него судьбой некоторых членов экипажа ледокола, и он тут же рассказал коротко, несколько смущаясь, о судьбе буфетчицы Марфы, потомственной поморки. Она заболела, ушла на берег, поселилась в Ленинграде, но беды преследовали ее: Марфу разбил паралич. И вот бывший ее командир, узнав о бедственном положении одинокой старой морячки, посоветовался с женой и поступил, как подсказало ему сердце: перевез больную женщину к себе на квартиру.
Натура его была сложная, и это порождало о нем много самых различных мнений. В одних условиях он бывал спокойным и хладнокровным, в другой обстановке - нервным и вспыльчивым. Под суровой и грубой внешностью не всегда можно было распознать добрую душу: угрюмый и резкий в общении с одними людьми, он бывал приветлив и добродушен с другими. Правдивый и честный, Воронин больше всего в жизни ненавидел ложь, и если кто-нибудь хоть раз его обманул, то уже навсегда терял его уважение. Воронин безжалостно изгонял с корабля членов экипажа, запятнавших себя каким-нибудь неблаговидным поступком. И в то же время он прощал людям недостатки, если видел, что человек честно осознает их.
Многое в жизни видел и испытал Воронин, и память его, казалось, хранила неисчерпаемые запасы различных историй. А когда он бывал в ударе, то его немногочисленные слушатели, затаив дыхание, часами слушали вдохновенные рассказы старого капитана о поморских нравах и обычаях, о детских и юных годах Владимира Ивановича в родном Сумском Посаде (в Сумпосаде, как называл его рассказчик, да и все моряки-беломорцы его всегда так зовут), о некоронованном короле Поморья зверопромышленнике и судовладельце Епимахе Могучем, о похождениях в санкт-петербургском свете писаной красавицы-северянки, прозванной Королевой Лопарской, о жизни соловецких монахов. С большой теплотой вспоминал Воронин о своих земляках-поморах, с кем довелось плавать в первые годы его морской жизни еще до Октябрьской революции, называл имена пароходов и промысловых судов, давно сошедших не только с морских путей, но и со страниц истории. Мы весело смеялись, когда Владимир Иванович рассказывал с юмором о злоключениях своего закадычного друга юности матроса Кольки, прозванного почему-то Наполеоном, и о том, как часто попадал впросак не в меру влюбчивый и доверчивый Колька Наполеон. С ним связан один из веселых рассказов Воронина. Однажды везли они на пароходе в Соловецкий монастырь на богомолье институток из Смольного, и сопровождала их строгая фрейлина графиня Столыпина. Команда разыграла Кольку Наполеона, уверив, что в него влюбилась великая княжна Татьяна, дочь царя Николая II, находившаяся среди смольнянок. И сколько потом тревог и неприятностей причинил в рейсе Колька Наполеон грозной мадам Столыпиной...
Много интересного можно было почерпнуть из рассказов Воронина о Поморской стороне и Мурмане.
- Мальчишкой плавал я на парусниках, - вспоминал Владимир Иванович, - а потом пошел матросом на пароход, что обслуживал пассажирскую линию Архангельск - Кольский залив. Линия была оживленная. От Архангельска до Поста Александровска* пароход делал 30 остановок. На самой малой из них к приходу парохода у пристани собиралось не менее тысячи человек. Траулеров тогда еще не было, рыбу промышляли больше парусниками. Весь Мурманский берег прямо кишел рыбаками. А еще привлекало сюда промысловиков и рыбаков то, что от Поноя** на север товары завозились без всякой пошлины. Торговля здесь оживленная была. Чаще всех норвежские купцы приезжали. Не верьте, если вам рассказывать будут, что побережье Кольского полуострова было пустынным и диким; это иные писатели для красного словца пускают. Давно, очень давно Мурманский берег был освоен русскими людьми- моряками, рыбаками, зверопромышленниками. Так вот, на этом самом пароходе и плавал я матросом вместе со своим другом Колькой Наполеоном. А мой старший брат там штурманом служил. Семья наша потомственная моряцкая. Мои деды и прадеды всегда моряками были. Нас шесть братьев Ворониных, и все мы капитаны. Только редко видимся друг с другом. А капитанами нас Советская власть сделала...
* (
** (