Полигон. Знаки судьбы

Если вовремя не столкнуть застрявшие брёвна, то за них могут цепляться другие, а это иногда приводило к крупным заторам, перегораживающим реку или её часть. На брёвнах в этих заторах сильно повреждается кора, в воду падает ещё больше личинок насекомых, чем в запани, а течение замедляется. В заторах скапливается много рыбы, питающейся этими личинками, и хищной тоже. В таких заторах мы с отцом иногда славно ловили крупных окуней. Проблем с поклёвками не было. Была проблема только быстро вытащить окуня, не дав крючку зацепиться за брёвна.

Пивоваренный завод в Юрьевце был построен очень давно. Он, конечно, был предназначен не для города, а обслуживал в основном речной пассажирский транспорт. По всей Волге были построены такие заводы для снабжения пивом буфетов на пароходах. Заводы и строились в тех местах, где в буфетах чаще всего кончалось пиво. Но и горожане, естественно, пиво пили, и в больших количествах.

В Юрьевце были ещё две достопримечательности. Одной из них была колокольня при церкви, расположенной в центре города. Это была самая высокая из всех колоколен, которые были в других городах на всём течении Волги. Колокольня сразу была видна, как только пароход выходил из-за поворота реки в верхней части города.

Вторую достопримечательность назовём таковой условно. Тем не менее, она бросалась в глаза сразу после того, как взгляд отводился от колокольни и начинал скользить по линии города. Чуть ближе, чем колокольня, сразу замечались два растущих рядом дерева огромной высоты. С воды видны были, конечно, только их кроны. Но было ясно видно, что таких высоких деревьев больше в городе нет. А это были два старых тополя, ствол которых у земли не мог обхватить один человек. И росли они во дворе дома матери моего отца, моей бабушки Ольги Васильевны! В те годы я побывал с отцом в Юрьевце 3 или 4 раза.

Спустя много лет я побывал в Юрьевце с Галинкой и сыном. Это было примерно в 1970 году (плюс/минус 1 год). По Волге уже ходили теплоходы типа “Ракета”. Когда наш теплоход вышел из-за поворота реки, мы увидели знаменитую колокольню. Но я не мог найти взглядом двух тополей. Как потом выяснилось, они засохли от старости, и их спилили. В доме, который остался от бабушки жил мой дядя Николай Кузьмич со своей женой Алевтиной Федоровной. Тополя спилили не у земли, а на высоте метров 5-6. Их стволы были близки друг к другу, и дядя Коля поставил на них помост, сколоченный из досок. На нём он соорудил нечто похожее на рубку речного судна. Был и штурвал, и спасательный круг на стенке, моток каната и некоторые другие вещи подобного рода. Наверх вела самодельная крутая лестница. Мы с сыном поднялись в эту импровизированную рубку, и он был очень доволен увиденным.

Город в то время был очень оживлённым. Жила и Волга. Противоположного берега не было видно – результат строительства Горьковского водохранилища. Дом, в котором жил дядя, был теперь ниже уровня воды в водохранилище. Вдоль всего берега тянулась насыпная дамба с облицовкой бетонными плитами со стороны воды, которые предохраняли дамбу от размывания. К металлическим монтажным скобам, торчащим из этих плит, крепились лодки под подвесные моторы. Их было много.

Но мы остановились не у дяди Коли, а у тёти Александры Кузьминичны. Она жила в доме на более высоком месте, но не “на горе”, как местные жители называли высокий берег Волги. При доме был садик с фруктовыми деревьями и кустами. Тётя Шура сказала, что не успевает обрабатывать ягоды, и показала на вишню, всю усыпанную спелыми ягодами. По наивности, она указала на стремянку и сказала, что мы можем кушать вишню, сколько захотим. Мы, москвичи, жадные до ягод, которые в Москве стоят дорого, очистили вишню от ягод за день с небольшим. Больше с подобными предложениями тётя Шура к нам не обращалась.

Александра Кузьминична была директором пивоваренного завода. Не только ей, но и всем работниками завода разрешалось в конце рабочего дня или смены брать некоторое число бутылок пива с собой по низкой цене. На проходной это записывалось в специальный журнал, а деньги потом вычитали из зарплаты. Но на следующий день надо было обязательно вернуть бутылки, и за этим строго следили. Ни я, ни Галинка пива не любили. Но тётя Шура сказала, что такого пива мы не пробовали. По её словам, пиво после разлива по бутылкам продолжает “жить”, и в нём непрерывно происходят изменения. Пивовары, как она говорила, считают, что бутылочное пиво хорошо один, максимум два дня. А “у вас там, в Москве” в магазин поступает, в лучшем случае пиво трёхдневной и более давности. Те 10 дней, что мы были в Юрьевце, за пивом на проходную ходил я. Там для директора уже была приготовлена сумка с пивом и фруктовой газировкой. В сумке было пиво, которое разливалось в 16.00, а я забирал его в 18.00. Свежее трудно себе представить. Надо сказать, что это было действительно другое пиво, чем можно было купить в Москве. Оно было очень мягкое. Даже Галинка сказала, что неприятных эмоций оно не вызывает.