Полигон. Знаки судьбы

Юрьевец я имел возможность видеть в три различных периода времени, разделенные многими годами. Первый раз я попал в Юрьевец с отцом, наверное, в 1945 году (плюс/минус 1 год). Это был нормальный провинциальный город, каким и можно было его представить по рассказам отца. Подобные города можно увидеть во многих старых кинофильмах. Дома одноэтажные, с огородом и садом. Улицы чистые. На центральной площади несколько двухэтажных здания районной администрации, райкома партии и, возможно, службы речного пароходства, лесосплавной конторы, районной типографии. Были здания выше одного этажа и на территории пивоваренного завода. Весь город я не обходил, он был сильно вытянут вдоль берега Волги. Может, где-то и ещё были здания выше одного этажа.

На Волге в то время было очень оживлённое движение водного транспорта, пассажирского и грузового. Такого парохода, у которого колесо сзади, и который снят в кинофильме “Волга-Волга”, я не видел. Но основной пассажирский транспорт был представлен пароходами все-таки колёсными. Колёса были с двух сторон, по бортам. Видел и пароход (а, может, уже теплоход?) “Гражданка”, на котором некоторое время в молодости, до призыва в армию, работал отец. Теплоходы с винтовым движителем были редкостью.

Баржи в те времена таскали по Волге буксиры. Это потом их переделали в толкачи. За одним буксиром на длинном тросе цепляли от трех до пяти барж, в зависимости от мощности буксира. Вот буксиры были все винтовыми. Трос был длинным, чтобы струя от винта рассеивалась и не ударяла в буксируемые баржи, тормозя ход.

Особое зрелище представляла буксировка плотов вверх по течению. Так перевозился по Волге лес (брёвна). Когда буксир с плотами, длина которых была огромна, шёл против течения, то казалось, что он стоит. Так медленно он двигался. Местные подростки и молодёжь заплывали на плоты в нижней части города и грелись на солнце, пока плоты двигались до верхней части города.

Многие пассажирские пароходы и теплоходы отец узнавал по гудкам. Как-то мы сидели в садике перед домом и пили чай, или обедали. Раздался один гудок, ему в ответ – два других гудка. Это пароходы при встрече определяют, с какой стороны они обходят друг друга. На реках не было правого или левого движения, как на дорогах. Всё зависело от расположения фарватера, необходимости пристать для пассажирских судов и многих других обстоятельств. Приоритет в определении стороны движения имело судно, движущееся по течению. У него скорость выше и поэтому возможности маневрирования ограничены. Оно и давало первый гудок, а кто-то из помощников рулевого выходил на левый или правый борт и днём размахивал белым флажком, а ночью фонарём, показывая рулевому судна, идущего против течения, с какой стороны ему следует проходить. Если тот соглашался, а так и было практически всегда, то давал два гудка и тоже подтверждал согласие флажком или фонарём. Когда в тот раз прозвучали гудки, отец назвал пароходы и сказал, который идёт сверху, а который – снизу. Как он определил направление движения пароходов, я уже рассказал. Но ведь он и назвал их. Волги из садика через забор не было видно. Я выбежал за ворота на набережную и убедился, что он был прав. Оказалось, что он помнит на слух гудки пароходов с молодых лет, когда сам работал сначала на буксире, а потом на “Гражданке”.

Лесосплавная контора занималась молевым сплавом леса (брёвен) по Унже. Термин “молевой” означает, что брёвна в плоты не вяжут, а в месте лесозаготовок просто сбрасывают в реку. Брёвна сплавляются до определенного места, в данном случае это было устье Унжи и прилегающая часть акватории Волги. Там из заякоренных узких и длинных плотов устраиваются специальные коридоры, в которые после сортировки направляются брёвна для вязки плотов и дальнейшей транспортировки. Всё это устройство называется запанью. Здесь всегда была шикарная рыбалка. Проходя по связанным из брёвен коридорам, сплавляемые брёвна трутся друг о друга, кора местами повреждается, и в воду падают личинки насекомых. Здесь было довольно глубоко, поэтому брал в основном крупный лещ. Это представляло собой проблему, так как хороших лесок для удочек в то время не было. Я всю зиму плел лески из волоса конского хвоста. Который тоже не так легко было добыть. Особенно ценилась леска из белого волоса, а он был очень редко нам доступен.

Лесозаготовки производились на берегах Унжи выше города со звучным названием Кологрив. При молевом сплаве многие брёвна застревали в прибрежных кустах, в упавших в реку деревьях, задерживались на мели и т.п. Специальные бригады сплавщиков ходили по берегам Унжи и сталкивали застрявшие брёвна в воду. А ведь длина реки со всеми изгибами составляет от заготовительных вырубок до устья Волги несколько десятков километров, а то и больше.