Несмотря на широту своих интересов, Селден настаивал на обращении к первоисточникам. Как он с гордостью писал в трактате «Почетные титулы» (Titles of Honour, 1614), «я не излагал вам мнения из вторых рук, но всегда любил источник». Для своих восточных исследований Селден выучил иврит, арамейский и арабский языки. Занимаясь английским Средневековьем, он освоил англосаксонский (древнеанглийский) язык и изучал официальные документы из лондонского Тауэра. В качестве источников он также использовал надписи и монеты. Его критический подход к текстам усугублялся острым чутьем на анахронизмы и вниманием к хронологии. Время от времени сам балуясь рифмоплетством, он сдружился с поэтами Джоном Донном, Майклом Дрейтоном и Беном Джонсоном. Именно последний дал самую меткую характеристику сочетанию его широких интересов со специальными знаниями, сравнив Селдена с компасом: «…одной ногою твердо стоя в центре, замкни весь круг своих широких знаний»[248]
.Как мы уже видели, гуманисты эпохи Ренессанса часто сочетали перо со шпагой. Напротив, в XVII столетии это было нетипично; одним из редких примеров полимата-воина в этот период был Луиджи Марсильи (или Марсили). Будучи профессиональным военным на императорской службе, он находил время для разнообразных ученых занятий и стал самым видным
В результате отставки (и опалы после сдачи крепости Брейзах в 1703 году) у Марсильи появилось больше времени для чтения, написания трудов и собирания большой коллекции, которую он впоследствии подарил Болонскому университету. Среди его публикаций – сочинение о войсках Османской империи, трактаты о фосфоре, кораллах, грибах и море. В своем главном шедевре под названием «Дунай» (Danubius, 1726) Марсильи, как заявлено на титульном листе, изучает реку с географической, астрономической, гидрографической, исторической и физической точек зрения[249]
.Николаас Витсен тоже был человеком действия. Он несколько раз становился бургомистром Амстердама, был одним из управляющих голландской Ост-Индской компании. Однако «разносторонний» Витсен вел «вторую жизнь» как ученый[250]
. Он находил время, чтобы собирать редкости, изучать естествознание и публиковать книги о древнем и современном ему кораблестроении, а также о стране, которую назвал «Северной и Восточной Тартарией» (в особенности обращая в ней внимание на Сибирь) и карту которой составил[251]. Интерес Витсена к географии распространялся на Южную Африку, Австралию и Новую Зеландию. Он дружил с полиматами Исааком Фоссом и Николаусом Стено, переписывался с Лейбницем и благодаря большой сети знакомств помогал своему другу, Иобу Лудольфу, получать тексты из многих стран на разных языках, включая кхойкхой, на котором говорили так называемые готтентоты Южной Африки.Собранная Витсеном обширная коллекция редкостей включала раковины (даже из Австралии), растения, чучела животных, античные монеты и статуи, скифские украшения из Сибири, кинжал крис с острова Ява, древнее китайское зеркало, немало китайских пейзажных свитков и статуи индуистских божеств из Кералы. Знакомства сыграли здесь важную роль: статуи из Кералы, например, попали к Витсену через голландского губернатора Цейлона[252]
.Гармония
В предыдущей главе мы говорили о стремлении к интеллектуальной и особенно религиозной гармонии как об одном из мотивов, двигавших полиматами эпохи Возрождения от Пико делла Мирандола до Бодена. Этот мотив, как и конфликты, ответом на которые он был, оставался в силе и в XVII столетии.
Ян Коменский, как мы видели, возлагал надежды на мировую гармонию и работал во имя ее достижения. Карамуэль стремился примирить веру и разум. Кирхер надеялся, что его труд раскроет гармонию, скрывающуюся за внешним конфликтом между традициями и названную им согласием противоречий (
Лейбниц, родившийся незадолго до конца Тридцатилетней войны, тоже много размышлял о конфликтах и путях их разрешения. Его логическое исчисление, подобно универсальным языкам, которые изобретали другие ученые, в частности английский полимат Джон Уилкинс, было нацелено на преодоление разногласий между учеными. Он пытался, как и Пико делла Мирандола, уладить конфликты в области философии, в его случае между картезианством и схоластикой. Методами естественной теологии (своеобразного «наименьшего общего знаменателя» веры) он пытался устранить противоречия между религиями (протестантизмом и католичеством) и даже культурами (китайской и западной). В этом смысле его можно назвать последним из пансофистов.