Гельмгольца называли «универсальным гением» и «последним ученым, чьи труды, в традиции Лейбница, охватывали все науки, а также искусства и философию»[421]
. Обычно лаконичный «Словарь научных биографий» отмечает его вклад в «энергетику, акустику, физиологическую акустику, физиологическую оптику, эпистемологию, гидродинамику, электродинамику»[422]. В юности Гельмгольц очень увлекался физикой, но последовал совету отца и занялся медициной. В Берлинском университете он изучал химию, математику и философию. Гельмгольц получил должность профессора анатомии и физиологии сначала в Боннском университете, а затем в Гейдельберге, где работал в области физиологии зрения и слуха. Вернувшись к своему первому увлечению, он переехал в Берлин в качестве профессора физики. Гельмгольца особенно интересовали восприятие искусства и теория музыки. Он читал лекции студентам-искусствоведам и переписывался со специалистами по древней и новейшей истории — Теодором Моммзеном и Генрихом фон Трейчке. Как и Вирхов, Гельмгольц писал о Гёте и науке[423].Ученик Вирхова Эрнст Геккель принадлежал к следующему поколению ученых. Он занимался анатомией, зоологией и экологией (дав название этой дисциплине), а также писал работы по философии науки. Его интересовала проблема единства наук; он основал Лигу немецких монистов (Deutsche Monistenbund), чтобы расширить ряды единомышленников и предложить современникам светскую религию. Геккель также был художником (он сам иллюстрировал свои книги) и атлетом, причем получил приз за прыжки в длину. Таким образом, он стал первым отличившимся в области спорта полиматом после окончания эпохи Возрождения — времен Леона Баттисты Альберти, Рудольфа Агриколы и Джеймса Криктона. Он любил путешествия, в том числе горные восхождения. Идеалом для Геккеля, что логично, был Александр фон Гумбольдт.
Пример Гумбольдта также вдохновлял американского полимата Джорджа Марша. Марш работал в качестве юриста, был дипломатом и социальным реформатором, но в свободное время этот разносторонний вермонтец коллекционировал предметы искусства, занимался археологией, лингвистикой, географией и новым для того времени делом — защитой окружающей среды. Биограф Марша, Дэвид Лоуэнталь, называл его «самым разносторонним ученым своего времени»[424]
.Британские естествоиспытатели
В Британии Викторианская эпоха тоже была временем разносторонних ученых-естествоиспытателей, которые внесли свой вклад в несколько дисциплин и сочетали естественно-научную культуру с литературной деятельностью.
Чарльз Дарвин, например, был, помимо прочего, викторианским писателем. Его отец хотел, чтобы он стал врачом, и отправил сына в Эдинбург, но Чарльз понял, что ненавидит анатомию. Он отправился в Кембридж, чтобы учиться на священника, но открыл для себя естествознание. Дарвин был почитателем Александра фон Гумбольдта и признавался: «Весь мой жизненный путь обусловлен тем, что в молодости я читал и перечитывал его „Рассказ о путешествиях в равноденственные регионы Нового Света в 1799–1804 годах“»[425]
. Как и экспедиция Гумбольдта в Латинскую Америку, продолжительное плавание на корабле «Бигль» (1831–1836) изменило жизнь Дарвина. Во время путешествий «казалось, что его интересовало все — люди, места, животные, растения, климат, строение горных пород, политика, туземные племена»[426]. Впоследствии Дарвин опубликовал шесть книг по ботанике, три по геологии, а также книгу «О выражении эмоций у животных и человека» (The Expression of the Emotions in Man and Animals, 1859).Прославившую Дарвина книгу «Происхождение видов путем естественного отбора» (On the Origin of Species by Means of Natural Selection, 1859) можно анализировать (что и делалось) как литературное произведение, представляющее теорию в форме повествования, которое подкреплялось и оживлялось примерами, точно подмеченными и ярко описанными[427]
. Многие изложенные в этой книге идеи родились благодаря широкому кругу чтения ее автора, являя пример того, как полимат может внести вклад в ту или иную науку, заимствуя идеи у смежной дисциплины и адаптируя их к новой ситуации. «Начала геологии» (Principles of Geology, 1830–1833) Чарльза Лайеля, друга Дарвина, заставили последнего задуматься об эволюции видов как о чрезвычайно протяженном процессе, а «Опыт о законе народонаселения» (An Essay on the Principle of Population, 1798) Томаса Мальтуса подсказал ему идею о борьбе за существование[428].