Полёт на Сатурн (СИ)

— Поблукают по подземке и вылезут. Не они первые, не они последние. Там местные постоянно лазят, в войнушку играют.

— Обидно, — вздохнула я и огрела себя хворостиной. — Слушай, а как же Игорь говорил, что его отец тут работает?

— Его родители давно развелись, — огорошила меня Танька. — Я в День Открытых Дверей случайно услышала, как мать с ним говорила. «Игорёк, как ты похож на своего отца! Где-то он сейчас?» И как начала про свою несчастную жизнь. Даже у меня уши завяли.

— И ты не разболтала?! Даже тогда, когда он врал, что позвонит отцу?

— Я умею держать язык за зубами. В отличие от некоторых.

В темноте не было видно, но готова поклясться, что она мне подмигнула. Я показала ей язык, а потом включила фонарик, потому что начались кусты. Остаток пути мы прошли молча. Мне не терпелось упасть в кровать, чтобы обдумать свалившуюся на меня информацию. Спрашивается, как мне теперь к Игорю относиться? Он же врун.

А может быть, просто фантазёр?

Когда я перелезала через забор, по земле прошёл низкий рокот, и я чуть не упала от сильной вибрации, сотрясшей всё в округе.

— Тань, что это?

— Самолёт, наверно. Не канителься, прыгай давай.

Я спрыгнула и зажала уши в ожидании нарастающего гула, но вибрация резко прекратилась, и снова стало тихо. Спорить с рыжей бестией я не стала, но это было что угодно, только не самолёт.

*

На следующее утро бодрый звук горна из динамиков разбудил весь лагерь, возвещая начало нового дня. От первого отряда на зарядку явились трое: Танька, Бама и ваша покорная слуга.

Скандал начался мгновенно, но обставлен был по-умному — тихо. Официально объявили, что отряд поехал на экскурсию, а этих троих наказали за неудовлетворительное поведение. Про меня и Таньку все поверили, а вот про Баму засомневались, но физкультурник быстро пресёк разговорчики в строю, и зарядка продолжилась, но уже без нас. Нас, не дав умыться, повели в прорабатывалку.

Ещё накануне ночью мы растолкали Баму, чтобы договориться, как будем врать, поэтому врали на голубом глазу и все одинаково. У нас была система подмигиваний и переглядываний на очных ставках, и за три часа из нас ничего не вытянули. Мы с невинным видом в сотый раз повторяли одно и тоже.

— Ну, они же в поход собирались с ночёвкой. Нет, не одни. С вожатым. А вожатый не пришёл. И они тогда сами ушли. А куда — не знаем, мы спали.

— А вы почему остались? — вопила Нельзя, рвя на себе волосы.

— Но мы же не знали, что вы будете ругаться! А то тоже ушли бы. Да вы не волнуйтесь, Марья Ивановна, они завтра придут. Ничего с ними не случится.

— А если случится? Как я родителям в глаза смотреть буду? Что скажу начальству? Вы меня под монастырь подвели!

Стены тряслись, окна звенели, но мы были крепкими орешками и не раскалывались. Баме надо отдать должное: она держалась стойко, как настоящий партизан, и заревела всего два раза. А что заревела — немудрено, ведь ей досталось вдвое больше, чем нам. То и дело в кабинете грохотало на разные голоса: «А ещё председатель отряда!» Нас допрашивала Нельзя, вожатые, врачиха, непонятные дядьки и тётки, так что к приезду настоящего милиционера мы поднабрались опыта поведения на допросе. Но милиционер оказался очень хитрый. Он не стал на нас орать и пугать колонией, как это делали все до него, а просто сказал:

— То, что вы не хотите выдавать своих товарищей, похвально. Но вы подумали о том, что с ними могла случиться беда? Может быть, там, куда они ушли, с ними произошёл несчастный случай, и они нуждаются в помощи. И их жизни зависят от вас троих. А вы молчите, как партизаны.

Мы переглянулись. Он был прав. Чёрт, и почему мне такое сразу в голову не пришло? Заводила Танька едва заметно прищурила правый глаз, и я ответила ей тем же.

— Куда они ушли? — продолжал милиционер.

— В подземку у заброшенного кинотеатра, — сказала Танька.

— А если хорошо подумать?

— Но они именно туда пошли! — подтвердила я. — Открыли люк на поляне, залезли…

— Не компостируйте мне мозги. Говорите честно, куда ушли ваши товарищи.

Не знаю как Танька с Бамой, а я растерялась.

— Почему вы нам не верите? — спросила я.

— Потому что и подземку, и кинотеатр прочесали в первую очередь. Ни одной живой души там нет. А с вами я ещё завтра поговорю, может, у вас проснётся совесть.

Он спрятал блокнот, попрощался с Нельзёй и вышел.

— Вы меня в гроб загоните! — рявкнула Нельзя. — Марш в столовую. Будете сегодня помогать дежурным.

— Нам день простоять да ночь продержаться, — шепнула мне Танька на выходе. — А завтра они придут, и всё будет ништяк.

Мы своё отдежурили, но лишнего компота нам не дали и обратно в палату не пустили. В лагере царило затишье перед бурей. Все взрослые знали о побеге, от детей пока скрывали. Марья лежала в припадке и пила корвалол. Милиция, конечно, первым делом позвонила родителям сбежавших, и назавтра ожидался грандиозный скандал. Милиционер велел дожидаться детей дома — вдруг приедут, а там никого нет! Но наверняка же среди мам и пап найдутся такие, что приедут и окопаются в лагере, и Марье придётся держать перед ними ответ. Это всё мы узнали от Люси, которая была правой рукой Марьи.