Полёт раненой птицы

И Вита третий раз подряд произнесла, будто молитву или заклинание:

– Конечно! Если хочешь! Само собой!

2

Кроме мамы и бабушки рядом с Витой всегда жили сказки. Действительно, жили. Словно странники, привлечённые тёплым светом в окне, заглядывали в мезонин, и оставались здесь навсегда.

Они приходили сами. Наяву и во сне. Рождались в Витиной голове яркими образами, легко выливались в слова. Вита никогда не мучилась подбором нужных фраз, словно читала с невидимого листа. Рука еле успевала выводить буквы.

Вита ещё до школы научилась писать быстро, не задумываясь, почти автоматически. Опять же, будто чужая невидимая рука водила её рукой. Почерк получался мелкий, угловатый, не очень разборчивый, создававший проблемы по чистописанию в начальной школе.

Первый раз услышав сказку, бабушка и мама не поверили, что Вита придумала её сама. Чересчур стройно и разумно она звучала. Это была не совсем детская сказка. В ней действовали странные существа, о которых маленькая Вита нигде не могла слышать, а тем более видеть их.

Может, она прочитала сказку в книжке? Но ничего похожего в доме не нашлось. Лишь обычная детская литература: Барто, Чуковский, Бианки, Успенский, Носов.

И бабушка собственноручно записала рассказанную внучкой историю, а потом записывала и другие, пока девочка не заявила, что умеет писать сама.

В школе быстро узнали о Витином таланте. Учительница удивлялась и восхищалась, и отправляла Витины работы на всякий конкурсы, начиная со школьных. И везде Виту замечали, тоже удивлялись и восхищались, вручали грамоты и дипломы. А один известный детский писатель даже упомянул её в интервью. И Вите предложили издать книжку. Точнее, предложили бабушке, которая нежданно-негаданно оказалась агентом при своей внучке.

Иллюстрировать книжку взялся молодой талантливый художник. Перед тем, как отправить свои работы в издательство, он показал их маленькой девочке Вите. Для одобрения.

Рисунки Вите понравились. Не слишком яркие, но наполненные красками. Легкие акварельно-прозрачные, не стремящиеся к реалистичности и достоверности. Сказочные. Вита с восторгом пересматривала их, пока не увидела Неду, свою любимую героиню, маленькое крылатое существо, невесомое, хрупкое, немного призрачное, как аромат цветка или радужный блик на стекле. В сказках Вита называла её феей. Наверное, это было наиболее подходящим определением, хоть и не совсем точным. На самом деле, Неда – нечто другое, для неё не существовало названия. И выглядела она не совсем так, как изобразил её художник.

Заметив, как долго Вита рассматривает один рисунок, художник заглянул ей через плечо и обеспокоенно спросил:

– Тебе не нравится?

Он-то считал эту иллюстрацию одной из самых удачных!

Вита честно посмотрела ему в глаза.

– Нравится. Только…

– Что «только»?

Девочка на мгновенье задумалась, подбирая слова.

– Она – другая. У неё глаза… вытянутые… ну, как… не знаю. И лицо… тоньше. И крылья больше. А, когда она не летает, они… не как у бабочки… раскрыты. Они сложены. Будто плащик. Ими можно укрыться.

Художник удивлённо слушал Виту и думал: девочка говорит так, будто видела в действительности эту самую Неду, будто не раз имела возможность хорошенько её рассмотреть и теперь описывает детально и точно, как подружку, или маму, или соседку из квартиры напротив. И сам он верит её словам, послушно соглашается: «Да. Так, как объясняет она, будет гораздо лучше, гораздо волшебней».

Когда книга вышла, издательство пригласило Виту выступить в Москве на Международной книжной выставке-ярмарке.

Бабушка засомневалась:

– Что она, обезьянка дрессированная, чтобы выступать?

– Почему же сразу обезьянка? Скажет несколько слов.

– Да что она может сказать? Ребёнок же ещё.

Вита действительно была не очень разговорчивая. Стеснительная, легко смущавшаяся и довольно-таки косноязычная. Только когда рождались сказки, слова выстраивались легко и красиво.

– Тогда прочитает пару своих сказок.

Бабушка честно задумалась.

– Нет, – в конце концов категорично заключила она. – Зачем ей эта шумиха? Маленькая ещё. Вот повзрослеет…

3

Вита не успела усесться на место, а Дашка уже придвинулась поближе, придала лицу многозначительное выражение.

– Тѝшина, ты что, с Лёхой встречаешься?

Вита умела строить гримасы не хуже.

– Нет!

То, что они вдвоём просидели некоторое время на крыше Витиного дома, разве можно назвать «встречаются»?

– С чего ты взяла?

– Лёха у меня спрашивал твой номер телефона. Разве он тебе не звонил?

– Нет.

‒ Тогда зачем? ‒ не унималась Дашка.

‒ Вот и спрашивай у него. Я-то откуда знаю.

Дальше разговаривать не хотелось.

Вита поставила перед собой сумку, сделала вид, будто ищет нужный для урока учебник, а на самом деле смотрела на торчащий из маленького карманчика мобильник.

Почему Лёха не догадался там, на крыше, спросить её номер телефона? Зачем впутал разговорчивую всезнающую Дашку? Он мог прийти и без предварительного звонка.