В ретроспективе данное заявление генсека выглядит на просто умеренным, а даже несколько либеральным: в нем ничуть не просматриваются черты упора на административные меры, которые впоследствии стали важной, если не главной чертой сталинской политики в области коллективизации. Акцент на меры экономического воздействия на кулака отвечал не столько реалиям того времени, сколько политической стратегии Сталина. В этот период он опирался в борьбе с объединенной оппозицией на Бухарина и его единомышленников, стоявших за умеренный подход к данному вопросу. Сталину было чрезвычайно важно поддерживать в то время еще не вполне сформировавшийся баланс сил в Политбюро и иметь Бухарина, Рыкова и Томского в числе своих союзников. Пусть и временных, как, очевидно, тогда полагал генсек. Но ясно было одно — без энергичной поддержки тех, кого Сталин через короткое время объявит правыми уклонистами, справиться с главной на тот момент задачей — полного и окончательного разгрома объединенной оппозиции — было практически невозможно. Он в то время, хотя и занимал лидирующие позиции в партийном руководстве, в одиночку, лишь при опоре на своих сторонников, без помощи Бухарина, Рыкова, Томского и их группировки, не в силах был поставить победную точку в противоборстве с Троцким, Зиновьевым и Каменевым. А Сталин был тонким стратегом политической борьбы, умел довольно легко вступать во временные союзы и коалиции и использовать их в собственных целях. Не менее легко и ловко он, когда цель уже была достигнута, умел рвать эти союзы и превращать своих бывших союзников в объект прямой политической атаки. Причем надо отметить, что за довольно короткий отрезок времени — всего два-три года — эту стратегию и тактику политической борьбы он сумел довести чуть ли не до совершенства. В каком-то смысле можно сказать, что его талант политического борца рос не по дням, а по часам. Так что его соперники каждый раз сталкивались как бы с новым Сталиным. Они просто оказывались не в состоянии поспевать за ним, и в конечном счете оказывались поверженными.
Отмечая эту черту маневрирования Сталина, характеризующего его как незаурядную фигуру на поле политических баталий, я не хочу тем самым сказать, будто его успехи определялись в первую очередь и главным образом именно этими личными качествами генсека. В основе его триумфальных побед лежали все-таки факторы объективного порядка: он не только лучше, чем его оппоненты, понимал характер переживаемой эпохи и перспективные направления развития всей страны, но и сумел убедить в этом большинство. Конечно, могут возразить, что в его победе решающая роль принадлежала партийному аппарату, находившемуся под его контролем. Однако, по-моему, подобный взгляд довольно поверхностен и не выдерживает серьезной критики. С опорой на партийный аппарат трудно было одержать победу, если бы Сталин придерживался ошибочной политической стратегии, если бы он прямо или косвенно не выражал объективные потребности своего времени, если бы его политический курс не соответствовал духу времени и задачам дня.
В определенной степени эту мысль выразила на съезде вдова Ленина Н. Крупская (прежде самым энергичным образом поддерживавшая оппозицию). Она, в частности, сказала:
Правда, ее пока еще условный переход на сторону Сталина нельзя было расценивать как полную капитуляцию перед ним. Н. Крупская сочла необходимым высказаться за более или менее терпимое отношение к оппозиции. По крайней мере, в вопросе возвращения исключенных оппозиционеров в партию. Вот ее точка зрения:
«… Мне кажется, партия должна облегчить возвращение в партию всем тем элементам, которые искренно понимают сделанную ошибку, которые чувствуют неправильность и которые захотят с партией идти нога в ногу. Партия сильна, конечно, не внешней своей численностью, она сильна внутренним единством, и, конечно, о внутреннем единстве нельзя говорить, когда часть людей идет только в силу необходимости с партией»[230]
.