Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 2

Центр тяжести усилий Сталина на съезде однозначно лежал в плоскости борьбы с оппозицией, и не просто борьбы с ней как с таковой, а в стремлении добиться полной и безоговорочной ее капитуляции. Генсек, наверняка, отдавал себе отчет в том, что ему не нужна половинчатая капитуляция, капитуляция с оговорками и различными условиями, которые могут быть в дальнейшем, при определенных обстоятельствах, нарушены членами разгромленной оппозиции. Ему нужна была не только собственная победа, но и максимальная дискредитация оппозиции как таковой. Подобным путем он стремился заложить необходимый фундамент и создать своего рода прецедент для решительного искоренения любой возможной оппозиции его курсу в будущем. А то, что на горизонте маячила схватка с блоком правых, — для Сталина было очевидно. Борясь с объединенной оппозицией и роя ей могилу, из которой она вообще больше не могла выбраться, Сталин готовил плацдарм для неизбежных в будущем схваток со своими реальными и потенциальными противниками. Ибо для него бесспорной аксиомой была мысль — власть не завоевывается раз и навсегда, какой бы полной и окончательной ни была победа; она требует того, чтобы за нее боролись всегда и постоянно. Видимо, таково было его понимание природы власти. И надо признать, что, вне зависимости от тех или иных политических пристрастий, подобное понимание сущности власти и путей ее сохранения — в целом подтверждается историей. Историей не только нашей страны, и не только периода сталинизма, но и историей других государств и обществ.

Любопытна аргументация, использованная Сталиным для обоснования мер, предпринятых в отношении своих противников. «Вы спрашиваете: почему мы исключили Троцкого и Зиновьева из партии? Потому, что мы не хотим иметь в партии дворян. Потому, что закон у нас в партии один, и все члены партии равны в своих правах. (Возгласы: «Правильно!». Продолжительные аплодисменты.)

Если оппозиция желает жить в партии, пусть она подчиняется воле партии, её законам, её указаниям без оговорок, без экивоков. Не хочет она этого, — пусть уходит туда, где ей привольнее будет. (Голоса: «Правильно!». Аплодисменты.) Новых законов, льготных для оппозиции, мы не хотим и не будем создавать. (Аплодисменты.)

Спрашивают об условиях. Условие у нас одно: оппозиция должна разоружиться целиком и полностью и в идейном и в организационном отношении. (Возгласы: «Правильно!» Продолжительные аплодисменты.)»[231].

Оппозиция на съезде выглядела не просто бледной. Она напоминала кающегося грешника, который протестовал против того, что ему отказано вступить за врата рая. Попросту говоря, оппозиция вызывала не столько сочувствие, сколько жалость, смешанную с презрением. Причем я веду речь не о том, как это воспринимается сегодня, а о том, как это воспринималось в то время. Для подтверждения приведу некоторые наиболее яркие эпизоды из жалкого подобия полемики (если данное слово вообще применимо к тому, как проходила дискуссия), ареной которой стал съезд.

Вот выдержка из речи Каменева — главного представителя оппозиции, поскольку Троцкий и Зиновьев уже были исключены из партии и в работах съезда не могли принимать участия. Каменев говорил следующее: «Товарищи, я выхожу на эту трибуну с единственной целью — найти путь примирения оппозиции с партией. (Голоса: «Ложь, поздно», движение в зале.) Оппозиция представляет меньшинство в партии. Она, конечно, никаких условий со своей стороны ставить партии не может. (Движение в зале.) Она может только сказать съезду тот вывод, который она для себя делает из истории двух лет борьбы, и ответить на те вопросы, которые ей поставлены.