Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Ключевая проблема номинального конституционализма – пропасть между декларированными нормами и реальностью – снимается за счет внеконституционных (политических) институтов контроля и толкования Конституции. Устойчивость и долговременное существование данной политико-правовой конструкции возможны только при воспроизводстве когнитивного доминирования партии в обществе – его утрата ведет к эрозии всей системы информационных коммуникаций – закрепляющих их формальных и неформальных норм. Гибкость этой системы определяется соотношением правовых и идеологических источников права – возможностью трансформации правовых принципов и норм путем толкования их смысла в зависимости от меняющейся политической конъюнктуры. Гарантом Конституции выступает здесь партия (Политбюро), точнее – ее вождь, являющийся – подобно «верховному жрецу» Древнего Египта или Империи инков – высшей инстанцией в определении соответствия писаных норм квазирелигиозным (идеологическим) постулатам. Это делает необходимым институт культа личности – соединения всех видов власти на идеологическом (метаконституционном) уровне в медиативной функции вождя, выступавшего как совершенный и непререкаемый арбитр в отношениях общества и государства, права и власти, вообще интерпретации смысла существования.

Как всякая классическая тирания, сталинский режим опирался на произвол и не имел даже тех социальных, религиозных и правовых ограничений, которые присутствовали в эпоху самодержавия. Макиавеллистический ум Сталина позволил создать систему неограниченной власти, которая не была тождественна историческим аналогам теократии и абсолютизма. В то же время она отличалась от других форм тоталитаризма и авторитаризма своего времени отказом от соблюдения собственных декларированных правовых норм и формально деперсонифицированным характером власти. Данная политико-правовая система, будучи фундаментально антиправовой, обладала устойчивостью и функциональностью в условиях быстрой социальной мобилизации, но утрачивала это преимущество и вела к стагнации на следующем этапе развития. Выход из системы путем ее правовой корректировки становился невозможен, равно как и юридически легитимный способ передачи власти от одного диктатора другому.

Глава VIII. Номинальное право и социальная мобилизация: «всенародное обсуждение» сталинской Конституции в СССР

Тоталитарный режим является по своей сути «инсценирующей диктатурой», стремящейся создать телеологическую картину мира как движения из темного прошлого к прекрасному настоящему и светлому будущему. Социальное конструирование – вполне позитивный процесс в условиях модернизации, – оказывается своей противоположностью в том случае, если опирается не на реальное знание, а на его эрзац. Масштабы сталинского конструирования определялись стремлением установить тотальный контроль над индивидом, цель состояла в его полной ресоциализации, а методы определялись стремлением получить послушное орудие диктатуры. Результатами становились отрицание традиционных метафизических основ бытия (отказ от религиозной ценности жизни и смерти), права и справедливости (культ революционного насилия и произвола), утрата смысла жизни (сведенного к выполнению партийных директив), отчуждение индивида (подавление всех прав личности, в том числе на поиск смысла существования), выдвижение на первый план не содержательных, а внешних механических стимулов к развитию (экспансия как форма существования внутри и вне страны), подмена творческой деятельности имитационной (информационная агрессивность), формирование особых черт массового сознания: фатализм и пассивность, ощущение непредсказуемости, чувство «изумления». Конструкция так называемого нового человека – с головой мыслителя и руками рабочего – была метафизическим продуктом идеологии коммунизма, но эффективно использовалась в социальной инженерии и искусстве социалистического реализма в целях самодисциплины масс и их адаптации к новому обществу, а главное – решению задач социальной мобилизации[1266].

Эта цель в период сталинизма достигалась корректировкой смысла основополагающего революционного мифа: разделением понятий «коммунизм» и «социализм»; согласованием идеологии и реальности (введением приемлемых стереотипов интерпретации последней); определением перспектив и этапов формирования нового общества в пространстве («социализм в одной стране» вместо мировой коммунистической революции) и во времени (что позволяло пролонгировать диктатуру), введением психологических ориентиров смысла существования (концепция «нового человека», его прав и обязанностей), закреплением когнитивного доминирования в виде института культа личности как высшего арбитра в решении всех вопросов.