Конструирование социальной структуры шло по линии ее унификации и отмены жесткой классовой стратификации, доминировавшей в предшествующих советских конституциях. Идеологический тезис о Конституции «победившего социализма», провозглашение перехода к всеобщим выборам и отмена классовых ограничений в избирательной системе в сущности обозначили этот вектор «социалистической демократии». В этом контексте понятны предложения объявить СССР «социалистическим государством граждан, живущих в нем», поскольку в стране возникнет «бесклассовое общество», или интерпретировать его как «бесклассовое социалистическое государство всех трудящихся города и деревни, без различия национальности населения территории СССР». Предлагалось даже убрать из Конституции понятия «рабочих и крестьян» в связи с «антисоветской пропагандой, ведущейся фашистами (например, в школах Германии и Японии)», поскольку они могут «послужить им для представления нашего государства как государства “плебейского”»[1277]
. В сводках обобщен большой корпус предложений, определяющих СССР как «государство трудящихся», «всех трудящихся», или рабочего класса и интеллигенции[1278]. Интеллигенция подвергалась жесткому давлению в СССР, особенно после процесса Промпартии, направленного против научно-технической интеллигенции.: «Процесс вредителей, – писал Горький Ворошилову, – несомненно освежит многие головы, отуманенные интеллигентским индивидуализмом», причем его огорчал только «акт сокращения наказания вредителям»[1279]. Предложения отказаться от классовой идентификации характерно для людей, которые формально не могли отождествить себя с рабочими или крестьянами, прежде всего – для широкой социальной категории, официально определявшейся как «служащие». Данный мотив прослеживается в дискуссии о социальном статусе «служащих» (интеллигенции и чиновничества) – являются они стабильным или временным слоем, обречены на размывание или продолжают оставаться самостоятельным слоем «слуг народа». Данное понятие было введено в ходе обсуждения В. Антоновым-Саратовским, предложившим считать должностных лиц, т. е. советских служащих, «слугами народа»[1280]. Противники этой позиции из числа служащих не без основания увидели в ней дискриминацию собственного положения[1281]. «Каждый гражданин нашей страны рабочий, колхозник, служащий, – заявляли они, – служит делу социализма, служит народу. Поэтому разделение трудящихся СССР на народ и слуг народа – неверно; оно противоречит сталинскому определению социалистического общества и является оскорбительным для равноправных тружеников нашего общества – советских служащих. Слову “слуга” не может быть места не только в Конституции, но и в нашем советском лексиконе»[1282]. Стремление закамуфлировать партийную номенклатуру неопределенным понятием «служащих» не укрылось от внимания авторов критических поправок, обличавших быт советских руководителей, имеющих прислугу. По словам одного из них это – «форменная эксплуатация»[1283]. Последующие критики советской номенклатуры, определявшие ее как «новый класс», отмечали нарочитую неопределенность понятия «служащие», сознательно использовавшегося для размывания грани между привилегированным слоем управленцев и практически бесправной интеллигенцией[1284]. Борьба интеллигенции за место под солнцем закончилась поражением, ибо, согласно разъяснению Сталина, в советском обществе есть только два класса – рабочих и крестьян, а «интеллигенция никогда не была и не может быть классом, – она была и останется прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов общества»[1285].